Цица: Биография кошки

Один мой приятель-врач сказал, что это безобразие — заставлять пациента ждать диагноза целый месяц.

— Чтобы проявить фотографии, нужно несколько минут.

* * *

Почти каждому из нас приходилось обсуждать с друзьями, каково это — ослепнуть. Некоторые даже любят спорить, что лучше — ослепнуть или оглохнуть, как будто человеку когда-либо предоставляется такой выбор.

Но когда специалисты в больнице говорят тебе, что ты на самом деле вскоре ослепнешь, вопрос выходит за рамки гипотетических споров.

Какова была моя реакция?

Первым делом я задумался, не стоит ли покончить с собой. Но у меня нет склонности к самоубийству. Я никогда в жизни всерьез — или даже не всерьез — не помышлял о самоубийстве. Теперь я обдумал этот вопрос спокойно и с честью для себя должен сказать, не испытал к себе жалости. В конце концов, мне уже за шестьдесят, и чувствую я себя прилично — то есть чувствовал, пока мне не сказали о катастрофически ухудшающемся зрении. Я прожил неплохую жизнь, у меня было немало радостей, я пользовался литературным успехом, у меня двое отличных детей, несколько добрых друзей. В общем, мне, можно сказать, повезло. Может быть, лучше самому уйти, пока я не стал бременем для родных и друзей, пока мной не начали тяготиться? Но мои соображения не были сплошь альтруистическими. До сих пор я жил в свое удовольствие. Кому после этого хочется превращаться в беспомощного инвалида?

Ева часто меня спрашивала, чем я собираюсь заняться, когда достигну преклонных лет. Я ей сказал, что постараюсь устроиться в интернат для престарелых. Я присмотрел отличное заведение в Фулеме на Темзе. Там я собирался много читать — и не просто читать, а перечитывать великие книги. Это — источник огромного наслаждения.

В частности я собирался перечитать тетралогию Томаса Манна об Иосифе, «Войну и мир» Толстого и книги Пруста. Я также сказал, что надеюсь тайно сохранить членство в теннисном клубе и время от времени удирать туда, чтобы сыграть один-два сета. Ева неодобрительно покачала головой.

— Ты все шутишь. Беда в том, что ты в это веришь. Еще хуже то, что такая жизнь будет тебе полностью по душе.

Она была, разумеется, права. Я подозревал, что мой план может сорваться. Например, мне не удастся получить место именно в этом интернате, или после восьмидесяти пяти моя подача станет настолько беспомощной, что со мной никто не захочет играть. Но мне и в страшных снах не приходило в голову, что я когда-нибудь не смогу читать. Эта мысль была мне невыносима. Поэтому я и решил, что лучше будет потихоньку, без шума и суеты, покончить с собой.

Но как же Цица?

Мир отлично обойдется без меня, мое самоубийство пообсуждают и забудут, но привычный уклад жизни Цицы переменится. Нет, я не могу так с ней поступить. Она мне этого никогда не простит. И все же…

И тут я случайно услышал радиопередачу о двадцатисемилетнем офицере, который служил в Северной Ирландии и ослеп в результате разрыва бомбы. Мне стало стыдно. Он рассказал ведущему программы, что никогда не видел дочку, которая родилась после того, как он ослеп, но что чувствует у себя в руках ее тельце и это делает ее еще родней. Он рассказал, как постепенно приспособился к своей новой жизни. Когда ведущий опять упомянул его дочку, офицер не выдержал и заплакал.

— Да, — сказал он, — порой мне бывает немного трудно.

Если молодой человек может так храбро бороться со своим несчастьем, какое право имею трусить я? Перед ним еще долгая жизнь, а я хочу избежать нескольких оставшихся мне лет, потому что мне будет немного трудно.

И вдруг я по-новому взглянул на свою жизнь. Как удачно, что у меня такой маленький дом. Я столько раз жаловался, что мне не хватает, по крайней мере, одной комнаты. Как хорошо, что у меня ее нет! Меня никогда особенно не радовало, что мой дом — одноэтажный, но ведь для слепого человека это как раз то, что нужно, с точки зрения врача. Глазного врача. Жаль, конечно, что я не люблю музыку, но слушать музыку можно научиться.

Я завязал себе глаза и стал пробовать двигаться по дому на ощупь. Я без труда попадал туда, куда мне было нужно, но иногда спотыкался о стоящие на полу предметы — электрический камин или кофейный столик. Лежа в постели, я пробовал выключать свет не глядя — просто потянув за шнурок. Я это без труда проделывал сотни раз, не задумываясь. Но когда я сознательно поставил себе такую цель, у меня перестало получаться. Я не мог найти болтающийся шнурок, да и только. Но вообще-то в будущем у меня не будет необходимости включать или выключать свет.

Попытался я и печатать вслепую. Я пользовался пишущей машинкой всю жизнь, даже научился печатать на ней раньше, чем писать ручкой. Оно и понятно — нажимать клавиши легче, чем выводить буквы. Так что, казалось бы, научиться печатать вслепую не должно было составить труда. Я попробовал, и у меня ничего не вышло. Пальцы попадали не на те клавиши, и получалось что-то совершенно неудобочитаемое.