Цицерон

Поначалу он поселился в Анциуме, маленьком латинском городке на берегу моря. Городок привел его в восторг. Здесь на его душу сошло блаженство. Он пишет Аттику: «Так близко от Рима есть место, где многие никогда не видали Ватиния… Никто меня здесь не мучит, но все любят. Вот здесь и нужно заниматься политикой. А там — не только не нужно, а просто противно… Моя политика сводится к тому, что я ненавижу мерзавцев, притом без всякой горечи, скорее даже я испытываю определенное наслаждение писателя» (Сiс. Att., II, 6). Этот Ватиний, которого не видели в Анциуме, был видный цезарианец, трибун этого года. Отъявленный мошенник и взяточник с внешностью театрального злодея — безобразный, с невероятно толстой раздутой зобом шеей.

Теперь, писал Цицерон, он навеки распрощался с Римом и политикой. Остаток дней проведет он тут, на лоне природы, в тишине и покое. О столице он совсем забыл. Начал было расспрашивать, что там происходит, но тут же прервал себя: «Зачем я вспоминаю о том, что страстно хочу забыть» (Att., II, 5). Да, он хочет забыть всю эту подлость, всю эту грязь. «Меня принудили сойти с корабля, причем я не выпустил руль — его вырвали у меня из рук силой. Теперь я хотел бы наблюдать их крушение, находясь на суше» (Ibid., 7). Себя он посвятит литературе и философии. «Я должен был сделать это с самого начала. Теперь же, испытав то поприще, которое раньше казалось мне столь блистательным, я понял, что все это суета» (Ibid., 5). Отныне «я буду наслаждаться обществом муз» (Ibid., 4).

Он обложился книгами. Но с писанием у него не ладилось. На него напала вдруг какая-то размаривающая, блаженная лень. «Я до такой степени предался безделью, что просто не в силах от него освободиться. Я или наслаждаюсь чтением книг… или считаю волны… Писать не тянет… Словом, я готов ухватиться за любой предлог, лишь бы побездельничать» (Ibid., 6).

Цицерон думал пожить отшельником — только в обществе муз и своей семьи. Но не тут-то было! «У меня не вилла, а базарная площадь», — жалуется он Аттику. С утра в его доме толпится чуть ли не весь городок. «Гай Аррий, мой ближайший сосед, а сейчас, можно сказать, и сожитель. Он говорит, что не едет в Рим, чтобы целый день философствовать здесь со мной. А с другой стороны — Себос. Куда деваться?» (Ibid., 14). «Только я написал эти строки, входит Себос. Не успел я вздохнуть, а уже Аррий говорит мне: «Привет!» И это значит уехать из Рима! Право же, убегу в родные горы» (Ibid., 15).

В то время как наш анахорет уверял себя и других, что ему и дела нет до Рима, что он его забыл, он получил новое и весьма интересное предложение от Цезаря. Тот предлагал ему поехать послом в Александрию. Таким образом, он сможет спокойно переждать бурю, уехав из Рима под самым благовидным предлогом. И потом «я хочу, очень давно хочу увидеть Александрию», — говорит Цицерон. Казалось бы, он должен ухватиться за это предложение — все равно он решил, по его словам, оставить Рим. «Но, с другой стороны, ведь посылают-то эти люди и, как говорит Гомер:

Я бы стыдился троянцев и длинноодежных троянок.

Что скажут наши оптиматы, если они еще есть?.. «Первый же Пулидамант мне поставит в упрек», — наш знаменитый Катон, который для меня один стоит ста тысяч. Что скажет обо мне история через 600 лет? Право, я боюсь этого гораздо больше, чем сплетен современников». Стихи, приведенные Цицероном, весьма знаменательны. Это слова Гектора, защитника Трои. Положение его безнадежно, он знает, что скоро ахейцы разрушат его родной город, перережут мужчин, а женщин угонят в рабство. Но долг велит ему защищать безнадежное дело. И первый стих — это ответ его жене, которая умоляет поберечь себя. Второй же стих — его слова, когда он идет на последний бой с Ахиллесом — бой, с которого ему не суждено вернуться. Итак, Цицерон отклонил предложение (Att., II, 5).