Все это было еще тогда неясно. Ясно было одно — Цицерон приобрел смертельного врага. Клодий дрожал от ненависти, когда при нем произносили его имя. Но сестра его оказалась еще ретивее. Она раздувала ненависть брата, корила его, поощряла, вдохновляла. Ее кружок стал настоящим политическим клубом. Там ковались интриги, там обдумывались планы, а сама она, как опытный полководец, созывала войска на бой звуками трубы. Цицерон говорит о «боевых рожках Волоокой». Сам Клодий в его глазах отступил на второй план. Он был только «брат Волоокой». Вся опасность исходила от нее
Между тем на Форуме разыгрались самые драматические события. Сейчас мы подходим к роковому моменту и в истории того времени, и в жизни нашего героя. В прошлом году все планы генерального штаба революции провалились благодаря Цицерону. Стало ясно, что поднять смуту до возвращения Помпея не удастся — его со дня на день ждали в Италии. Цезарь не сомневался, что, имея в руках огромную преданную армию, Помпей по примеру Суллы захватит власть в Риме. Помешать ему уже было нельзя. Оставалось одно — обеспечить себе хорошее место при будущем диктаторе. Между тем Помпей был недругом и ему, и Крассу. И тогда Цезарь предпринял следующее. Трибуном в тот год был Метелл Непот, брат мужа Клодии. Человек это был наглый и беспокойный, кроме того, телом и душой преданный Помпею. Вот с этим-то Метеллом Цезарь и вступил в союз. Вдвоем они предложили следующий закон. Помпей со всем войском призывается в Рим, дабы спасти Италию от катилинариев. Это был лишь благовидный предлог, самая же суть закона и его цель состояла в том, чтобы передать верховную власть над Римом в руки Помпея
Если бы в Риме были святые, первое место в их сонме несомненно занял бы Катон. Канонизация его началась стихийно. Напрасно правительство пыталось выкорчевать эту веру. Она только пышнее расцветала от гонений. И, как часто бывает со святыми, культ его начался там, где он погиб, в Утике. То был финикийский город Африки, которому дела не было до того, как будет управляться Рим. Жители его были угодливы и трусливы. И все-таки они, эти робкие финикийцы, рискуя навлечь на себя гнев диктатора, воздвигли памятник его злейшему врагу!