Суд над Клодием состоялся в мае 61 года. Улики были столь тяжки, доказательства так очевидны, свидетели так уважаемы, что никто не сомневался, что он будет осужден. Многие считали, что обвиняемый до окончания суда удалится в изгнание. Однако исход суда всех поразил — Клодия оправдали! Люди, находившиеся на чужбине, засыпали Цицерона вопросами, спрашивая, что произошло. Предоставим слово нашему герою. «Ты спрашиваешь, почему его оправдали? Причина — бедность и подлость судей». Путем ловких махинаций удалось подобрать замечательный состав присяжных. «Никогда, даже для игры в кости, не собиралось еще такой сволочи… Все же туда попало несколько честных людей… Они сидели среди этой чуждой им компании унылые, расстроенные и глубоко страдали от соприкосновения с подлостью». Два дня шла закулисная игра. Привозили полные кошельки денег, и они рекой лились в пустые карманы судей. Мало того. «Даже ночи некоторых женщин — благие боги! Какой позор! — …служили приплатой кое-кому из судей (трудно сомневаться в том, какие женщины пожертвовали собой ради Клодия. —
Когда результаты были оглашены, присутствующие онемели от возмущения. Поднялся ропот. Надо сказать, что накануне «славные столпы юстиции» вдруг стали вопить, что боятся беспорядков и поэтому просят, чтобы назавтра после приговора им обеспечили охрану. И вот сейчас один из сенаторов сказал:
— Так вот почему вы требовали охраны! Вы боялись, что у вас отнимут деньги.
Сенаторы сидели понурив головы. Они были совершенно подавлены этим позорным судом. «И тут на меня нашло божественное вдохновение, — продолжает Цицерон, — и я сказал:
— Отцы сенаторы, не надо так падать духом от одного удара… Дважды был оправдан Лентул, дважды Катилина, это уже третий, кого судьи выпускают на государство… Поэтому, отцы-сенаторы, будьте бодрее».
Немедленно вскочил Клодий и набросился на Цицерона. Между ними произошла короткая словесная дуэль.
Клодий:
— Ты был в Байях!
Цицерон:
— Наверно, ты хотел сказать — в священном месте?
Клодий:
— Ты купил дом! (Намек на слишком дорогой для Цицерон палатинский дом. —
Цицерон:
— Но не судей.
Клодий:
— Твоей клятве не поверили! (Имеется в виду показание Цицерона как свидетеля под присягой. —
Цицерон:
— Мне поверили 25 судей, а 31 судья не поверил тебе ни в чем, потому что деньги потребовали вперед.
«Под громкие крики он умолк».
Но настроение самого Цицерона, несмотря на его бодрые слова, было далеко не радостным. Он пишет Аттику: «Ты спрашиваешь в заключение, каково положение государства и мое собственное. Знай, что если какой-нибудь бог над нами не сжалится, то погибла та стабильность, которая была достигнута, как ты полагал, моей предусмотрительностью, я же думаю — промыслом божьим… Все погибло из-за одного этого суда. Если только называть судом тридцать человек, самых скверных, самых дрянных из римлян, которые за деньги разрушают все законы божеские и человеческие. И вот Тальна, Плавт, Спонгий (имена присяжных. —
Но кто же давал деньги всем этим продажным судьям? Сам Клодий? Ничуть не бывало. Деньги давал Красс. Это первый и главный спаситель Клодия. Второй человек, который протянул ему руку помощи, уже совсем неожиданный. То был сам оскорбленный муж Гай Юлий Цезарь. На суде он заявил, что знает точно, что Клодия в ту ночь не было у него дома. Когда же ему задали резонный вопрос: «Почему же ты в таком случае развелся со своей ни в чем не повинной женой?» — он отвечал фразой, ставшей крылатой:
— Даже тень подозрения не должна коснуться супруги Цезаря
Нам бы очень хотелось думать, что поведение Цезаря объясняется благородным стремлением оградить свою семейную жизнь от бесцеремонного вмешательства и пересудов или еще более благородным желанием спасти честь жены, даже изменившей. Увы! Появление на сцене Красса разрушает все эти иллюзии. Оно со всей очевидностью показывает, что дело было не семейным, а политическим. Значит, генеральный штаб революции решил, что Клодий им нужен.