Цицерон

Цицерон познакомился с супругами. Муж Клодии, Метелл, был важный, нестерпимо надутый вельможа, который все время твердил о достоинствах своей семьи. Катулл назвал его мулом. Цицерон же пишет о нем так: «Метелл не человек, а камень, кусок меди, совершеннейшая пустота» (Att., 1, 18, 1).Жена Метелла произвела на оратора гораздо более приятное впечатление. Из стихов Катулла мы знаем, что она была жива и грациозна, у нее были красивые ноги, изящные руки с длинными пальцами, белая кожа, жаркие губы и черные глаза. Речь ее отличалась живостью и остроумием. Это была женщина с огоньком, с «крупинкой соли», как говорит Катулл. Цицерона больше всего поразили ее глаза — темные и блестящие. Даже много лет спустя, когда все было кончено и между ними встала ненависть, он часто вспоминал ее «сияющие глаза» (Cael, 49; Наr., 38).Сейчас же он был так очарован, что дал ей прозвище Боопида — Волоокая. Так Гомер называет Геру, царицу Олимпа. И он ей понравился, очень понравился. Он был умен, талантлив, остроумен, умел говорить увлекательно и интересно, умел к месту сказать изысканный комплимент, а главное, так знаменит! Лучший оратор Рима, король судов! Понравилось и имя Волоокая, оно звучало не хуже, чем Лесбия. Правда, Цицерон держался каких-то старомодных, отсталых взглядов, ценил скромность, добродетели, обожал семейную жизнь. Но тем заманчивее казалось покорить этого человека и приковать к своей триумфальной колеснице.

Клодия решила поймать оратора в свои сети. Вскоре они стали друзьями, и очень близкими друзьями. Цицерон теперь предпочитал общаться с ее спесивой родней только через нее ( Fam., V, 2, 6).Оказалось, что эта светская львица вовсе не равнодушна к политике. Она была ярой демократкой, но в угоду Цицерону стала обуздывать своих не в меру ретивых родичей. Итак, между ними была самая тесная дружба. Но, зная Клодию, трудно сомневаться, что за словом «дружба» скрывается иное, более пылкое чувство. Притом оно зашло дальше, чем хотелось бы показать Цицерону и его высоконравственным биографам. Есть даже некоторые указания на то, что они были вместе в Байях и ночью при луне катались в лодке под звуки музыки ^{44}. И вдруг Клодия, эта львица и обольстительница, по уши влюбилась в Цицерона. Она не довольствовалась уже романом, она решила женить на себе оратора. Взялась она за дело со всей страстью и энергией, ей свойственными. Ее агенты то и дело курсировали между ней и Цицероном. Она пустила в ход письма, общих знакомых. Словом, интриговала вовсю (Plut. Cic., 29).Но мечта ее была утопией. Цицерон страстно любил семью. Мог ли он осиротить своего маленького сына или бросить тень на репутацию обожаемой дочери? Нет, конечно. Никогда.

И тут случилось самое страшное — обо всем узнала Теренция. Над головой бедного Цицерона разразилась такая буря, что злые языки объясняли буквально все дальнейшие действия нашего героя желанием умилостивить грозную супругу. Позже он пишет Аттику: «Я не буду рассказывать о колючках и острых камушках своей семейной жизни. Я не могу доверить это письму и неизвестному мне посланцу» (Att., I, 18, 2).Не тот ли злосчастный роман причина этих «колючек и острых камушков»? Теренция, как оказалось, обладала хитростью и мудростью великого стратега. Другая женщина, может быть, довольствовалась бы несколькими скандалами. Но Теренция на этом не остановилась. Она решила во что бы то ни стало рассорить мужа с Клодией. И она в этом преуспела. Что-то она такое сделала или сказала, что он преисполнился вдруг глубочайшего отвращения к Волоокой. Летом 60 года, то есть в том самом году, когда он говорил о «колючках и камушках», он упоминает в письме Аттику о Клодии. И тут же вдруг восклицает: «Я ее ненавижу!» (Att., II, 1, 5).Мы увидим, что впоследствии у Цицерона было очень много причин ненавидеть и Клодию, и всю ее семью. Но это было позже. А тогда? За что было Цицерону столь страстно ее ненавидеть?