Цицерон. Поцелуй Фортуны

– Римляне должны научиться подчиняться законам общества, как исполняются небесные законы. Не по нашему желанию, а как задумано в природе богами или, как утверждают греки, высшим разумом. Ведь человеческие законы не придуманы человеком, они идут от Разума, ведающего всеми делами. Люди угадывают закон небесный и пытаются воплотить его в жизни как творцы земных законов. То есть они угадывают мысли Бога, существовавшие до людей.

Квинт попытался уточнить:

– Ты заявляешь, что люди способны проникнуть в замысел Бога?

– Разве ты не знаешь, что род человеческий наделен божественным даром – душой? По этой причине мы будем говорить о своём родстве с небожителями или о своём божественном происхождении. Таким образом, этот дар, душа, делает людей и богов существами одной природы. Вот почему люди, на вид слабые и бренные создания, могут проникнуть в замыслы самого Юпитера. Вот почему мы смотрим на небо с нежностью как на прежнюю свою обитель.

– Я понял: разумом наделены не только римляне, всё человечество. Ты это хочешь сказать согражданам? Что все народы равны по природе перед божеством? – воскликнул невозмутимый Аттик.

Скепсис друга не смутил Марка:

– Люди отличаются друг от друга лишь образованием, которое их разум совершенствует. В каждом народе найдётся человек, который под руководством природы достигнет доблести. По моему мнению, все люди по природе добры, прекрасны и склонны любить друг друга. Жить по законам природы – значит любить добро. А природа хочет, чтобы мы жили как бы по закону доблести. Такая жизнь и есть самая счастливая и блаженная.

– В таком случае объясни, почему боги не всем и не во всякое время отзываются людям на молитвы? – не отступался Аттик.

– Всё дело в чистоте человека, который обращается к божеству. Я не имею в виду ритуальные омовения. Речь идёт о чистоте помыслов, когда не тело главенствует, а дух. Грязное тело отмоет вода, но духовное падение не исчезает с течением времени, не смывается даже реками ароматов Аравии.

Подобные встречи с друзьями, разговоры «о высшей сути» скрашивали непростые дни консульства Марка Цицерона, когда новый день был не похож ни на один из предыдущих…

* * *

Задолго до того как занять курульное кресло консула, Цицерон имел представление, как ограничить засилье аристократов во властных и судебных структурах. Если этого не исполнить, грядут гражданские потрясения и падение республики. Прежде всего он руководствовался высказываниями Платона о том, что «народ, не веря в правление царей или немногих избранных, возлагает заботы о государстве на самого себя и учреждает демократию… Лишь в таком случае избавятся государства от зла, когда волею благого случая сойдутся воедино власть, мудрость и справедливость». Мысли философа показались Марку достаточно понятными в римской действительности. Будет уместно установить смешанную форму управления государством, сочетающую начала монархии с Народным собранием, иначе – консульскую власть с Сенатом. В таком случае каждая властная ветвь послужит противодействием другой, если заметит нарушение законов, а в целом не допустит государственного переворота и появления самой опасной формы правления – тирании.

Идеями реформирования государственной структуры управления Марк поделился с Гнеем Помпеем, когда тот направлялся в армию, воевавшую на Востоке с понтийским царём Митридатом. На удивление, командующий согласился, обещав поддержку. Но не сошёлся с мнением Марка о римском народе:

– Марк, кто для тебя народ, о благе которого ты говоришь?

– Народ в моём понимании не масса людей в границах земель в Римской республике, а только связанных между собой общностью интересов и добровольной договорённостью в вопросах права, иначе, всё, что имеет римский народ.

– Если ты так воспринимаешь народ, скажи мне, в чём видишь благо римского народа?

– В отличие от грека, римлянин старается не для государства в целом, а ради личного обогащения. А должно цениться благополучие государства, в котором народ заживёт счастливо. Пока же ничего подобного у нас не происходит: один ищет счастье в пирушках и роскоши, другой – в честолюбии, в толпящихся вокруг клиентах, третий – в любовницах. Но есть и другие, кто занят образованием, тщеславно выставляя напоказ учёность, ничего и никого не исцеляющую.

– А я в неведении, зачем народу сооружать для себя государство? Зачем затруднять свою жизнь всяческими ограничениями?

– Ты не прав, Гней. Я вижу необходимость существования государства не столько в слабости людей, их боязни за свою жизнь или для охраны личной собственности, сколько в их врожденной потребности жить вместе. Но при этом каждый гражданин трудится для общего блага – иначе нарушится общий правопорядок.