Цицерон

В письме к одному из своих друзей, Луцию Папирию Пету, Цицерон рассказывает, как живется ему в «новом Риме», где все зависит от воли одного человека, где нет больше законов, а потому нет и свободы. По отношению к цезарианцам он держится с подчеркнутой предупредительностью, пытается добиться их дружбы, они тоже крайне предупредительны к Цицерону. В самом деле уважали цезарианцы оратора или притворялись, сказать трудно. Сам Цицерон надеется, что они искренни, хотя и не до конца в этом уверен. Царящая вокруг атмосфера напоминает атмосферу царского двора, и лицемерие — обязательное условие выживания. Исчезла свобода слова — «парресия», которую греки считали одним из главных признаков свободной гражданской общины; в это самое время в одном из своих сочинений ее прославлял Филодем. Цицерон прекрасно знает, что Цезарь отдал специальное распоряжение — каждое его слово друзья Цезаря изо дня в день передают диктатору, но Цицерон все же постоянно бывает в их кружке. Неизвестно, правда, достаточно ли точно его речи доводятся до сведения Цезаря. Среди людей, которых Цицерон до поры до времени считает друзьями, он по своему обыкновению говорит весьма вольно, позволяет себе рискованные остроты, которые тут же передаются из уст в уста; ходят по городу и словечки, которых он никогда пе произносил, но молва приписывает их ему. Попадаются и весьма опасные, но Цицерон успокаивает себя: Цезарь — человек проницательный, он сумеет отличить подлинник от подделки. А в глубине остается все та же мысль: главное — остаться верным себе, сохранить чистую совесть, а каковы будут последствия и как распорядится Судьба, от нас не зависит. Так Цицерон прилагает к своей жизни парадокс стоиков, согласно которому все заблуждения, как и все достоинства, стоят друг друга и внешние проявления человека имеют мало общего с его внутренним духовным содержанием. Все большим доверием проникается он к наставлениям стоической морали и все чаще старается вести себя в соответствии с ними; теперь он может рассчитывать только на самого себя, он погружен в духовное одиночество и оказался в положении стоического «Мудреца». Вот почему стоицизму была суждена такая важная роль в эпоху принципата, первый черновой очерк которого складывался как раз в эти годы. Для Платона еще в большей мере, чем для Аристотеля, счастье человека зависит в первую очередь от счастья гражданской общины, одно с другим нераздельно. Некогда Цицерон и сам думал так, но идеальную эту норм> постепенно разрушили сначала годы изгнания, потом — события гражданской войны. Надеяться на поддержку общины, на свободный диалог с гражданами больше по приходилось. Утрата внешней свободы требовала уравновешенности свободой внутренней, «автаркией», которая в этих условиях становилась особенно необходимой. но сказать, что Цицерон стоит у начала духовной эволюции, когда ка протяжении первых столетий империя подобная жизненная позиция приобретала постепенно все большее значение.