Но русские не стали ждать конца назначенного срока, когда их будут сторожить особенно строго. В ночь на 8 июля они вышли из Шах-Булаха и двинулись в направлении другой маленькой крепости, Мухрат. Чтобы ввести противника в заблуждение, несколько солдат осталось в крепости, продолжая обычную перекличку караульных, и только когда отряд отошел на безопасное расстояние, присоединились к своим товарищам. Во время этого ночного марша разыгралась драматическая сцена: на пути оказалась глубокая промоина, через которую невозможно было перевезти пушки. Бросить орудия солдаты не могли по двум причинам: во-первых, оставление врагу такого трофея всегда считалось делом, порочащим воинскую честь. Во-вторых, что в данном случае было важнее, только картечными залпами горстка измученных солдат могла отбивать налеты многочисленной вражеской конницы. Изготовить переправу было не из чего: путь пролегал по безлесной каменистой пустыне. Тогда четыре солдата добровольно согласились составить мост из собственных тел: двое из них в ходе этой операции погибли, а двое остались в живых. Рядовой Эриванского полка Гаврила Сидоров, которому сорвавшееся с камня колесо раздробило висок, был навсегда занесен в списки воинской части. Этот подвиг стал одним из символов жертвенности русского солдата. Картина «Живой мост», посвященная солдатам-героям, украсила Зимний дворец, а ее копии — Военный музей в Тифлисе и офицерское собрание Эриванского полка [777]. 21 октября 1902 года в городе Манглисе перед полковой церковью Эриванского полка был открыт памятник, посвященный героям этого похода. Солидный обелиск окружала ограда из вкопанных в землю чугунных пушек, соединенных цепью. Дополнительным украшением служили четыре пирамиды из ядер. На передней грани постамента были высечены несколько надписей и помещен краткий рассказ о памятном событии; на оборотной — слова самого Сидорова: «Что, ребята, стоять и задумываться? Стоя города не возьмешь. Кто молодец — сюда, ко мне! Прощайте, братцы, не поминайте лихом и молитесь за меня грешного».
К вечеру стало ясно, что отряд, обремененный большим числом раненых, не может оторваться от преследователей, которые наступали, что называется, на пятки. От окружения и полного истребления русских спасали только обычная для противника неразбериха и гористая местность, затруднявшая действия конницы. Однако после селения Ксанеты начиналась равнина, где шансы Карягина прорваться к своим стремительно катились к нулю. Об оставлении раненых не могло быть и речи, их ждала мучительная смерть. Был сделан неожиданный маневр — всех раненых и больных отправили вперед под начальством Котляревского (у которого была прострелена нога), а все здоровые выставили заслон. Персы узнали об этом разделении только после попытки захватить Мухрат до подхода отряда Карягина. Они были так озадачены запертыми воротами и залпами со стен городка, что не сумели помешать храброму полковнику соединиться с товарищами. Теперь настроение у них было бодрое: высокие и прочные стены, запасы продовольствия и боеприпасов, родник внутри крепости позволяли держаться в ней до скончания века. Но ждать долго не пришлось. Уже 12 июля подошел корпус Цицианова. Отряду Карягина были отданы все возможные в полевых условиях воинские почести. Сам полковник получил в награду золотую шпагу, а армянин Иоганес — чин прапорщика, золотую медаль и 200 рублей пожизненной пенсии.
Героизм отряда Карягина спас тысячи жизней мирных жителей, поскольку огромная армия персов была скована в своих действиях и не могла, как она делала обычно, разорять дотла села и города. Главной же заслугой героев Шах-Булаха стало то, что Цицианов получил необходимое время для сбора войск и движения навстречу главным силам противника. Всего удалось набрать 2200 человек пехоты и 100 казаков при десяти орудиях. Им предстояло сразиться с сорокатысячной армией Баба-хана. Достигнув берега реки Тертеры в 60 верстах от Елисаветполя, русский корпус оказался фактически в окружении, поскольку большой отряд персов перерезал дорогу, ведущую в Грузию. Это грозило тем, что прекращался подвоз продовольствия, без которого активные действия были невозможны: фактическое отсутствие конницы лишало русских возможности обеспечивать себя путем реквизиций у местного населения.