Читаем Цицианов полностью

В письме А.Р. Воронцова от 6 февраля 1804 года читаем: «…Так как истребление их (дагестанцев. — В.Л.) для спокойствия Грузии и около нее весьма желательно, то не полезно б ли было пленных из них, кроме тех, кои употребляются на обмен наших, чтоб при получении их после сражения не только близ Грузии не оставлять, ниже на Кавказской линии, так как сущих разбойников отсылать в Сибирь, где и употреблены бы быть они могли в заводских работах, о чем и собратья их, известясь, может, и опасались бы не жить в покое… О чеченцах также желательно бы было знать, так как о роде весьма беспокойном для стороны Кавказской линии, — не нужно ли и какой способ имеется об усмирении или также истреблении их?»[573] В представлении одного из первых лиц государства, человека весьма образованного, дагестанцы и чеченцы — сравнительно небольшие группы бандитов, которых можно просто-напросто перебить, в том случае если они не устрашатся ссылки в далекую Сибирь. В Петербурге не могли себе представить, что речь идет о целых народах, «истребить» которые невозможно. Разумеется, канцлер и в уме не держал действия, которые сегодня назвали бы геноцидом.

Цицианов решил «просветить» своих высокопоставленных коллег. 10 марта 1804 года он написал Чарторыйскому относительно возможности ссылки в Сибирь пленных горцев: «…Не могу не изложить перед вашим сиятельством затруднений, встретиться могущих при приведении в действие оного предначертания. Первое: редко азиятцы, а тем паче лезгинцы отдаются в плен живыми и за первую обязанность почитают, не оставляя раненых в руках христиан, увозить их. Второе: военная осторожность их, превышающая таковые других азиатских народов, и мастера выбирать местоположения выгодные не допущают наши войска делать на них нечаянные нападения, без коих плен никогда чувствительным быть не может, доказательством чему служит и то, что храбростью и искусством равных себе мало имевший, покойный генерал-майор Гуляков в пяти одержанных победах не мог сделать и 50 человек плена, кроме Белоканского дела, и то грузинской конницей, привыкшей добычу пленных почитать своей, хотя их я и отучил под Ганджой. И так, по мнению моему, когда плен помощью Божьей будет восходить до 200 человек, то в Сибирь их отправлять есть полезно, лишь бы там они большим числом вместе не были. Ко всему сему должно прибавить, что умножение казачьих полков здесь необходимо. Относительно чеченцев… имею честь сообщить, что осторожность наших войск, на кордонной страже стоящих, частые от нас набеги военной рукой на их равнины (кои не могут представлять столько опасности) летом для отнятия способа жать хлеб, стравливая его, а зимой и осенью для захвата скота без выкупа суть самовернейшие средства к усмирению сих разбойников, от оплошности наших войск новую храбрость и новую дерзость приобретающих, к стыду войска российского. К сему потребен подо мной начальник на линии — больше военный, нежели мирной, и штаб-офицеры, не по одному списочному показанию оными чинами называющиеся и не деяниями службу свою считающие, а летами, кои провели в службе, не отличаясь ничем, не имея к тому пылкого желания и не ища к тому случая. Все славные войска в Европе, как вашему сиятельству известно, стали на чреду славы своей только тогда, когда отличие и военные дарования, а не старшинство возвышало их в чинах и доставляло тем случай отличаться вящще и вящще к пользе службы»[574]. Как мы видим, Цицианов выдвинул план, который и был реализован впоследствии, — всяческое «стеснение» горцев, подрыв их благосостояния, бдительность войск на линии. Другими словами, речь шла о стратегии, впоследствии получившей название «правильной осады».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное
Товстоногов
Товстоногов

Книга известного литературного и театрального критика Натальи Старосельской повествует о жизненном и творческом пути выдающегося русского советского театрального режиссера Георгия Александровича Товстоногова (1915–1989). Впервые его судьба прослеживается подробно и пристрастно, с самых первых лет интереса к театру, прихода в Тбилисский русский ТЮЗ, до последних дней жизни. 33 года творческая судьба Г. А. Товстоногова была связана с Ленинградским Большим драматическим театром им М. Горького. Сегодня БДТ носит его имя, храня уникальные традиции русского психологического театра, привитые коллективу великим режиссером. В этой книге также рассказывается о спектаклях и о замечательной плеяде артистов, любовно выпестованных Товстоноговым.

Наталья Давидовна Старосельская

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное