Цицианов

Поскольку военная составляющая стала основой контактов россиян с народами Северного Кавказа, слова о воинственности последних заняли ключевое положение в большинстве описаний края: «Горцы выше всего на свете ставят неустрашимость и даже дерзкую отчаянную храбрость… Народ сей (чеченцы. — В.Л.) отличается от всех горских племен особенным стремлением к разбоям и хищничеству, алчностью к грабежу и убийствам, коварством, воинственным духом, смелостью, решительностью, свирепством, бесстрашием и необузданной наглостью»[586].

О том, как решить горскую проблему, задумывался и видный государственный деятель первой половины XIX века адмирал Николай Семенович Мордвинов, автор многих законопроектов и программ. Плодом его раздумий стал документ, известный как «Мнение адмирала Мордвинова о способах, коими России удобнее можно привязать к себе постепенно кавказских жителей». Адмирал полагал, что племена, живущие в природной крепости, «останутся навсегда и вечно в независимости, доколе сохранят свои нравы, обычаи, доколе довольны будут дарами одной природы и вне домов своих находить будут всё, что умеренным и обыкновенно при диком состоянии малочисленным желаниям удовлетворяет несбыточно». Мордвинов не воевал на Кавказе, но, будучи человеком образованным и умным, предрек огромные трудности при решении проблемы исключительно военными средствами: «…Таковых народов оружием покорить невозможно; вечная вражда приседит на границе их и часто успевает в грабежах и разорениях, когда менее она ожидаема. Число войск, великие воинские снаряды и превосходство в военном искусстве не оградят с безопасностью от временных их нападений. Часто будут они удачны, всегда будут вредны соседственным мирным селениям. Необходимость потребует содержать великое число войск, истощевать великие сокровища денег, иметь повсюду воинские отряды, испытывать в людях великий ущерб от беспрестанного бдения, от беспрестанных переходов, от недостаточеств различных, от всего, что здравию человеческому вредно: от зноя солнца, от ветра, от дождя, от испарений влажной земли. И все таковые усилия едва доставят спокойствие ограждаемым воинскою стражею селениям».

Мордвинов был человеком высокого полета. Он мыслил масштабно, выражаясь современным языком — геополитически: «Россия должна иметь иные виды; не единую временную токмо безопасность и ограждение соседних своих нив и пастбищ. Пред нею лежат Персия и Индия. К оным проложить должно дороги и соделать их отверстыми и безопасными во внутренность России. Европа устарела и требует мало от избытков наших; Азия юная, необразованная, теснее соединиться может с Россиею: и все, что изящное в превосходстве просвещения и труде заключается, послужит к увеличению могущества России над сею пространнейшею и важнейшею частью света. Нашему рукоделию, промышленности и торговле предлежат богатейшие истоки на юге, нежели на севере. Каспийское и Черное моря прилежат к плодороднейшим пределам России, согреваемым теплейшими лучами солнца и по селам и градам долговременнее и успешнее в году могущим заниматься работами». Далее Мордвинов формулирует программу культурной экспансии — более медленной, но более пригодной для присоединения Кавказа, а главное, для закрепления там своих позиций: «Должно увеличить число вещей, им (горцам. — В.Л.) потребных, должно возродить в них новые желания, новые нужды, новые привычки, должно ознакомить их с нашими услаждениями, нашими увеселениями и умягчить суровую нравственность их нашим роскошеством, сблизить их к нам понятиями, вкусами, нуждами и требованиями от нас домашней утвари, одежды и всяких прихотливых изделий. Тогда не токмо сдружимся с ними на границах их, но достигнем до ущелий сокровеннейших их гор, куда ядра и штыки наши достигнуть никогда не возмогут и коими токмо вечную вражду питать возможно».