Цицианов

Для более ясного понимания ситуации следует учитывать политическую культуру Грузии того времени. В глазах тамошнего населения все происходящее являлось одной из форм династических неурядиц: персидские владыки изгоняли с престола одних правителей Карталинии и заменяли их другими. Практически каждое наследование грузинской короны сопровождалось конфликтом в правящей фамилии. Слово «навечно» в документах о вхождении Грузии в состав Российской империи было не более чем заявлением о серьезности намерений Петербурга, а также обычным словом из лексикона дипломатов. Немало подобных документов, действие которых на самом деле продолжалось не более нескольких лет, лежит в архивах. В глазах многих грузин ситуация выглядела следующим образом: ориентированная на Россию часть национальной элиты одолела другую, ориентированную на Персию. Призванные на защиту победителей русские коварно выслали царскую семью и прибрали к рукам всю власть в крае. При этом в Персии находился царевич Александр, имевший неоспоримые, по местным меркам, права на престол. К тому же после разгрома Тифлиса персами прошло всего восемь лет, еще не стали взрослыми дети, осиротевшие во время нашествия Ага-Магомет-хана. Этот ужасный даже по азиатским меркам злодей «наказывал» Грузию за «ослушание», за попытки уйти из-под его власти. Подготовка обороны Тифлиса и перенесение вещей и бумаг из дома главнокомандующего в крепость были восприняты как признак скорого приступа персов и разгрома русских под Эриванью. Паника имела тяжелые последствия и на основном фронте борьбы с персами. «Беспорядки, произошедшие в сию эпоху панического страха, заставили пренебречь главный предмет: поддержание сообщения с действующими войсками и снабжение оных продовольствием», — писал П. Санковский[751].

Персидское командование понимало значение Военно-Грузинской дороги для войск, находившихся в Грузии. Поэтому в Осетию и Кабарду полетели послания, склонявшие горцев на сторону Тегерана. Вот одно из них: «…Во внимание к тому, что вы в настоящем году оказали блистательные заслуги нашей державе и, сражаясь с гяурами русскими, разорили им пути прохода — мы повелели освободить 10 человек из вашего племени, попавшихся в этом году в плен нашим войскам и содержавшихся в Тегеране, и отправить их на родину. Да послужит эта милость доказательством нашей к вам благосклонности. После наступления навруза наш высочайший лагерь снимется из столицы с 100 000 армией, 200 пушек, мортир, Фальконетов и снарядов и необходимыми приготовлениями и двинется на Грузию, Кизляр и ту сторону. По Божьей милости в настоящем году гяурам суждено испытать от нас такое истребление, чтобы от них не оставалось и следов в тех местах. Будучи обнадежены нашей милостью, не переставайте продолжать неутомимые ваши сопротивления русским; старайтесь пуще прежнего ломать мосты и портить их дороги, так чтобы никому из них не представлялось пути к спасению. Одним словом, не допускайте их утвердиться в тех местах». Подобные послания с фантастическими рассказами о разгроме русских войск под Эриванью и о численности армии шаха рассылались и в другие места[752]. Баба-хан оценил как боевые возможности российских войск, так и важную роль волнений и мятежей в Закавказье и на Кавказской линии для отвлечения на них и без того скромных сил, находившихся в распоряжении Цицианова. Этим во многом объясняется та активность, которую персы проявили в рассылке прокламаций и эмиссаров по всему региону. Только верный России шамхал Тарковский перехватил 36 «возмутительных писем», адресованных князьям и народам Северного Кавказа.