Цицианов

8 декабря того же года Цицианов получил от Литвинова известие о том, что Соломон отправил письмо турецкому султану через ахалцыхского пашу о принятии его под покровительство Порты. Через два дня на стол главнокомандующему легло донесение ахтиальского архиерея Иоакима, подтверждавшего факт тайных переговоров царя с турками, в том числе и о возможности отправки царевича Константина в Стамбул. Законный наследник имеретинского престола, находящийся в эмиграции, мог стать на многие годы болезненной занозой для русского владычества на Западном Кавказе. И вот письмо Цицианова царю Соломону от 17 декабря 1804 года:

«Почтеннейшее письмо вашего величества от декабря через дворянина Авалова я имел честь получить и радуюсь всемерно, что хотя доставление вам высочайшей милостью наполненной грамоты Его императорского величества всемилостивейшего нашего Государя ваше величество признаете следствием моего к вам доброжелательства, но верьте мне, что если бы вы более мне верили, а менее тем недоброжелательным князьям и лезгинцам, которые вас со мной и Россией ссорят, то нашли бы и увидели, что Российская империя приняла в подданство ваше величество не для своей пользы или выгод, но для собственной вашей и подвластных ваших.

Ваше величество называете мои письма гневными, тогда когда никто их иначе не назовет, как откровенными. Вы сами изволите упоминать в письме, что при свидании со мной требовали от меня отеческих наставлений, то как же при таком лестном для меня названии употреблять лесть подобно неблаговоспитанным изменникам своих изречений; я христианин не потому только, что при звоне или ударе колокола крещусь, а хочу быть христианином по духу и по плоти, хочу нести крест Спасителя нашего Иисуса Христа среди опасностей и козней дьявольских Лезгинских, Имеретинских и Грузинских; надеюсь при том на благость Божью, что в сих последних двух владениях найдутся люди, которые признают во мне христианскую добродетель и признают, что уста мои не ведают лжи. Вашему величеству угодно, чтоб не токмо батальон, но и рота в Кутаисе не стояли, о чем и писать ко мне изволите. Позвольте мне вас спросить, — когда я по долгу моему всеподданнейше донесу Его императорскому величеству о сем вашего величества желании, то сей милосердный и ангелоподобный великий Государь Император не ясно ли признает ваше недоверие к Его благонамеренному о вас попечению и к Его войску, не оскорбится ли сим вашим желанием, похожим на неблагодарность? Содрогаюсь, воображая себе, что при всем наиискреннейшем моем доброжелательстве к вашему величеству увижу навлечение гнева Его императорского величества за оное требование на вас, и для того, клянусь Богом, в Которого исповедую, что я воздержусь еще при сем донесть, и тем паче, что от царя подданного к Государю Императору условия, поставленные вашим величеством до возвращения депутатов совсем неприличны; смею приметить здесь и то, что Его императорское величество соизволит счесть следствием вашего недоброжелательства к Российской империи, увидя, что того, которого вы 6 лет в тюрьме содержали, якобы не в силах выслать из Имерети и представить начальству, когда сия мера избрана была по желанию вашему и к вящему спокойствию вашего величества, для отвращения развлечения власти. Итак, должен повторить, что высылкой царевича Константина в Тифлис ваше величество оказать изволите Государю Императору покорность и себе сделаете полезное, ибо рано или поздно сей гость, при жизни вашей в Имерети пребывающий не своим произволом, но научением неблагонамеренным, обратится вашему величеству на пагубу, вместо того, что он бы, удаленный от праздной жизни, приобрел бы добродетели, воспитанием поселяемые.

Позвольте мне с душевным оскорблением и стеснением сердца изъяснить вашему величеству, что я никогда и помыслить не мог бы, что ваше величество поколебались в своей ко мне доверенности тогда, когда я в заклинание Спасителя нашего с мощами на вас бывший крест при моем свидании поцеловал, и если б не дух сокрушенный и смиренный, христианам предписанный, не запрещал мне говорить о правилах моих до веры относящихся, то всеконечно убедил бы я ваше величество согласиться на то, что я обманывать не могу»[842].