Цивилизации

Коммерческая инициатива редко проявляется в атмосфере довольства, и в любой длительной гонке выгодно неожиданно выскакивать из-за спины. Атлантический прорыв 1490-х годов напоминает усилия сегодняшних развивающихся стран, отчаянно пытающихся привлечь оффшорные ресурсы. Сопоставимый прорыв в Индийском океане трудно представить себе именно потому, что здесь существовала исключительно богатая торговля. Она полностью занимала все имевшиеся корабли, а те, кто ее вел, получали соответствующее вознаграждение. В таких условиях пересекать пояс бурь, который защищает океан с юга, и огибать Африку или пытаться в поисках новых рынков пересечь Тихий океан было бы ненужным риском и напрасной тратой средств; а вот для сравнительно небогатой экономики Западной Европы такие затраты казались стоящими. Возможно, именно по этой простейшей причине Васко да Гама оказался в Калькутте — раньше, чем какой-нибудь индийский, арабский, китайский или индонезийский купец «открыл» Европу, проплыв по морю; вопреки технологическому превосходству и богатым традициям мореплавания на Востоке. Прорыв произошел не из-за какого-либо превосходства Европы; напротив, к нему побудило своего рода ощущение неполноценности: нищим приходится биться как рыба об лед. Как советовала Лазарильо де Тормесу его мать: относительно бедный должен стараться догнать относительно богатого в надежде, что из этого что-нибудь да выйдет[1070].

Тем не менее для рассчитанных на много лет коммерческих предприятий вроде плаваний 1490-х годов в далекие океаны и к далеким континентам по ранее неизвестным маршрутам необходим капитал. В этой связи нельзя исключить объяснение, помогающее привязать прорыв именно к этому периоду. У 1490-х годов есть особенность, которая может объяснить исключительные достижения этого десятилетия, — причем это единственная особенность, которую признают абсолютно все: 1490-е годы наступили после 1480-х. Предшествующее десятилетие оказалось исключительно выгодным для инвестиций в атлантические плавания. Депутаты португальских Кортесов в 1481–1482 годах превозносили Wirtschaftswunder[1071] Мадейры и Порто-Санто, утверждая, что только за один 1480 год «двадцать больших кораблей с полубаками и сорок или пятьдесят других взяли груз, в основном сахар, не считая других товаров и других кораблей, шедших к названным островам… ибо названные острова обладают достоинствами и богатством, которые там можно взять»[1072]. В 1482 году в устье реки Бенья была воздвигнута крепость Сан-Хорхе-да-Мина, которая должна была обеспечить португальцам контроль над торговлей золотом, в то время как торговлей с Африкой управляли из Каса-да-Мина, в непосредственном соседстве с королевским дворцом в Лиссабоне. Трудоемкое и дорогостоящее кастильское предприятие в Атлантическом океане — завоевание Канарских островов — начало приносить прибыль, как только острова были захвачены и превращены в плантации сахарного тростника. В 1484 году, в том самом году, когда было официально объявлено о завершении завоевания, на острове Гран-Канария, в Гаете, была открыта первая сахарная фабрика; вскоре за ней последовала вторая — в Гуйаре; быстрое развитие сахарной промышленности свидетельствует об успехе этих предприятий[1073]. Наконец, есть основания полагать, что в 1480-е годы начала приносить прибыль эксплуатация северной Атлантики из Бристоля — на том самом маршруте, которым прошел Кабот. Когда датский королевский двор запретил торговлю с Исландией, в Бристоле из портовых документов исчезли северные товары, но в 1480-е годы снова появляются продукты добычи китов и моржовая кость. Тот факт, что исследовательская экспедиция 1481 года взяла с собой огромное количество соли, подтверждает, что были открыты богатые рыбные места — может быть, из Бристоля даже начали ловлю на изобильных ньюфаундлендских банках[1074]. Даже в небогатой экономике Западной Европы 1490-х годов было достаточно денег для дальнейших исследований, потому что прибыль 1480-х была многообещающей.