Цивилизации

Законы и обычаи христианства того времени не давали оснований для войны с этими людьми. Указания английского правительства колонистам насыщены жаргоном того времени, но под гладкой речью чувствуются колкости:

Если вы сочтете это удобным, мы считаем разумным, чтобы вначале вы удалили (от туземцев)… их… священников, захватив их врасплох и удерживая в качестве пленников, ибо они так окутаны туманом и бедствиями своего безверия и так приводят всех в ужас своей тиранией, будучи скованными смертными узами с дьяволом, что, пока они живы и отравляют умы, вы не добьетесь прогресса в своей славной работе и мира с ними у вас не будет. Мы не сочтем жестокостью или отступлением от милосердия, коль скоро вы обойдетесь с ними сурово и накажете вплоть до смерти, если это покажется необходимым или удобным[1080].

Модель, которую имели в виду англичане, очевидна: они собирались повторить завоевание Кортесом Мексики. Что касается правителя индейцев, то о нем в инструкции говорилось: «Если не удастся захватить его, сделайте его своим данником». Однако вначале переселенцам мешали некомпетентность и незнакомство с окружением. Мало кто из них разбирался в земледелии или строительстве, и единственным способом выжить для них стало милосердие индейцев. «Индейцы ежедневно давали нам, — признают переселенцы, — зерно и мясо, сколько могли выделить». Хозяева были сознательно снисходительны. «Мы можем выращивать растения везде, — как сообщается в отчете, говорили они, — и знаем, что вы не сможете жить, если мы не поделимся с вами урожаем и тем, что вам приносим»[1081].

Так соревнование не выиграть. И в конечном счете содержать так постоянную колонию невозможно. Мирная политика разваливалась — разрываемая взаимным неприятием англичан и хозяев, — когда поселенцами стал командовать человек типа Кортеса и разработал новый подход, агрессивный, безжалостный и бескомпромиссный. Джон Смит стал первым великим американским боссом, тираном, чей истинный нрав, жестокий, смелый и решительный, скрывала глянцевая оболочка диснеевского мифа. Он утверждал, что способен колдовством выманивать у индейцев богатства и женщин. Но настоящим средством содержания колонии для него стал ужас.

Как выразился один из его современников-колонистов: приказ из Англии был совершенно недвусмысленным — не оскорблять туземцев… но на беду они столкнулись с капитаном Смитом, который без дальнейших размышлений так с ними обошелся, что за одними гонялся по всему острову, других привел в ужас избиениями и заключением в тюрьму… Это вселило в них такой страх и покорность, что само имя капитана пугало их[1082].

Смит откровенно рассказывал о взаимных жестокостях, в которые вылились его отношения с индейцами, и приказал на картушах карты, иллюстрирующей его завоевание, изобразить картины насилия.

Подобную же тактику он применил и к тем колонистам, которые не подчинились ему. «Поскольку я обладаю всей полнотой власти, — объявил он, — вам придется подчиниться закону: всякий, кто не работает, не ест, за исключением больных или раненых. Ибо труд тридцати или сорока честных и старательных людей не должен идти на содержание ста пятидесяти ленивых негодяев».

Проницательные современники считали капитана Смита Мюнхгаузеном — фантастом, который создал себе репутацию обманом и писал романтические книги, где восхвалял себя и расписывал свои приключения. Когда прочитаешь его собственные рассказы о том, какую сексуальную энергию он проявил в гареме турецкого султана, ни за что не поверишь его утверждениям, будто Покахонтас его любила. Его рассказы вызвали появление нескольких сатирических поэм о «не знающе себе равных в доблести капитане Джоне», который —