Цивилизации

Прежде чем отвергнуть столь широко разделяемое суждение, надо рассмотреть доказательства очевидного превосходства человека и попытаться объективно их оценить. Многое из того, что мы считаем очевидным, просто стремление занять привилегированное место в мире. Почти все остальное — проявления кризиса идентичности личности: неубедительные попытки провести линию раздела между человеком и другими животными. Аристотель считал, что людей возвышают их социальные, общественные привычки и обычаи, но непредубежденный взгляд увидит предсказуемые, коллективные действия муравьев или пчел, представляющих лучшую модель, чем наша. Человек часто хвастает свой уникальной способностью создавать орудия труда: тот, кто изучает планету Земля откуда-то со стороны, из Вселенной, увидит в этом только уникальный физический изъян. Справедливо, что лишь человек готовит пищу, прежде чем съесть ее (за исключением одного вида обезьян, которые предпочитают очищать лакомые кусочки), но было бы непростительной самонадеянностью представлять эту особенность единственной в своем роде добродетелью. Мы расхваливаем размер своего головного мозга, и это, конечно, хороший критерий, но только по нашим собственным меркам. Некоторые из нас любят утверждать, что человек — единственное животное, обладающее собственностью, но даже будь это правдой — ибо стада обезьян защищают свои участки, а собаки дерутся из-за костей, — это была бы лишь рекомендация с сомнительной точки зрения.

Способность познавать, даже сознание и душа — атрибуты, которые мы приписываем себе в стремлении дать определение. Мы предполагаем, что лишь человек обладает представлениями о высшем, но, подобно большинству наших утверждений о собственном превосходстве, это есть лишь результат нашей неспособности общаться с другими видами. Это все равно что считать тупыми людей, язык которых вы не понимаете. Никто еще не сумел научить шимпанзе человеческой речи[1173]. С другой стороны, даже самые усердные ученые добились лишь незначительных результатов в попытках поговорить с гориллой. Разочаровывают эксперименты, в которых шимпанзе отказываются понимать знаковый язык для выражения абстрактных понятий. Нет никакого сомнения, что горилл, с их стороны, так же раздражает бестолковость их собеседников-людей. Скорость, с которой некоторые микроорганизмы вооружаются против бомбардировки их антибиотиками, настолько выше всего, что когда-либо происходило в процессе эволюции, что напоминает разумную реакцию. Сознание, из которого мы исключаем микробов, может быть приписано им другими существами на основании неизвестных нам критериев.

Сама попытка отделить себя от животных есть обманчивая форма самовосхваления. Это различие никогда не проводилось достаточно удовлетворительно. В XVIII веке, на фоне озорных сатирических песенок, лорд Монбоддо утомлял читателей своей теорией о том, что орангутаны были людьми[1174]. Герой одного из романов Томаса Лав Пикока — орангутан, который, обладая всеми разумными способностями, кроме речи, приобретает репутацию глубокого мыслителя, титул баронета и место в Палате общин. А тем временем пигмеев, готтентотов и австралийских аборигенов не относили к людям. Сегодня мы предпочитаем классифицировать человека как животное, неразрывно связанное эволюцией с этим царством, и считаем, что это решает дело. Но по сравнению с другими существами мы по-прежнему упорно отводим себе высшее место.

Конечно, есть доводы и в нашу пользу. Человек способен выжить в гораздо большем числе сред, чем любое другое живое существо. Вероятно, мы из всех видов обладаем лучшей коллективной памятью, наша способность фиксировать информацию лучше вооружает нас для того, что мы зовем прогрессом, и для использования разнообразного опыта — хотя, если судить по тому, как мы пользуемся своими преимуществами, нас могут счесть неполноценными. И, точно так же как историки измеряют успешность общества его способностью вести войны, мы обладаем преимуществами в уничтожении других видов. В этом отношении нас превосходят лишь несколько видов микроорганизмов. Большинство других поводов гордиться своим положением человека трудно или невозможно оценить по объективным стандартам.

Безотносительно к своим ошибкам и усилиям мы по-прежнему находимся в полной власти природы; у нас нет возможности контролировать долговременные климатические изменения, которые в прошлом не раз задерживали или останавливали развитие человека. Вероятно, нас скорее удивит новый ледниковый период, неожиданно обрушившийся на нас, чем опалит глобальное потепление, возникшее из-за наших ошибок. Между тем потепление может причинить планете вред в других отношениях, ускорив высушивание, обжигая края обитаемых зон и превращая в опасное скопление микробов все разрастающиеся поля водорослей и мусора, плавающие по всему мировому океану.