Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

Пересечение линии “железного занавеса” в 1968 году походило на путешествие в Зазеркалье. Гость из Западной Европы обнаруживал на Востоке много знакомого. И там, и там градостроители сделали одну и ту же ошибку: изгнали людей из центра и изолировали их в отталкивающих бетонных коробках в строго функциональном стиле “Баухауз”, очаровавшем послевоенных архитекторов. При этом значение некоторых знакомых вещей на Востоке было диаметрально противоположным. В Праге длинные волосы и джинсы нравились молодежи вопреки мнению партии, одобрявшей короткие стрижки, полиэстровые костюмы и красные галстуки, причем нравились именно потому, что это отдавало капиталистическим Западом. Чехи даже называли джинсы texasky – “техасскими брюками”[610]. Поскольку плановая экономика такую одежду производила неохотно, единственным способом заполучить их была контрабанда. Поп-певец Петр Янда (его группа “Олимпик” стремилась стать чешскими “Битлз”) приобрел свою первую пару “Ливайс-501” именно так. Джинсы оказались ему коротковаты, однако приятели изнывали от зависти[611]. И в Париже, и в Праге университеты стали очагами столкновения поколений. Поэта-битника Аллена Гинзберга, посетившего Карлов университет весной 1965 года, выслали в начале мая за его “непристойные и опасные в нравственном отношении” стихи. В ноябре 1967 года студенты Карлова университета во время очередного отключения света пошли в центр Праги со свечами в руках. Студент Иван Тушка вспоминал: “Тогда часто отключали электроэнергию, и свечи были символом во время той первой манифестации: у нас есть свечи, но мы хотим электричества. Конечно, у лозунга ‘Мы хотим света’ был и более широкий смысл: ‘свет’ против ‘тьмы’… Тьмы ЦК Коммунистической партии Чехословакии”[612].

В апреле 1968 года Александр Дубчек начал осуществлять свою “Программу действий” в сфере экономической и политической либерализации. (Заметим, что изменение экономического курса предполагало смещение акцента с тяжелой промышленности на легкую.) Москва увидела в Пражской весне страшный вред. В 4 часа утра 21 августа 1968 года советские войска окружили здание ЦК КПЧ. Когда им стала угрожать толпа, бронетехника открыла огонь. Погиб человек. Около 9 часов утра советские десантники захватили здание. Дубчека вывезли в СССР (ему посчастливилось вернуться оттуда живым). Центром сопротивления стала Вацлавская площадь, где чехи ежедневно собирались вокруг конной статуи князя x века Вацлава, причисленного к лику святых. Парижские студенты швыряли бутылки с “коктейлем Молотова” в полицейских. В Праге 19 января 1969 года студент Ян Палах облил себя бензином и поджег. Он умер три дня спустя. На Западе студенты баловались марксистской риторикой, на самом деле желая “свободной любви”. По другую сторону “железного занавеса” ставки были куда выше: здесь на кону стояла сама свобода.

Реставрированный коммунистический режим потребовал, чтобы все чешские рок-музыканты сдали письменный экзамен по марксизму-ленинизму. Авангардистская группа The Plastic People of the Universe, собравшаяся месяц спустя после советского вторжения, ответила такими песнями, как “Сто пунктов” (“Они боятся свободы. // Они боятся демократии. // Они боятся Декларации прав человека [ООН]. // Они боятся социализма. // Так какого черта мы боимся их?”)[613]. В январе 1970 года группу лишили лицензии на профессиональную музыкальную деятельность. Два года спустя им запретили играть в Праге, вынудив выступать в глубинке. После подпольного Второго музыкального фестиваля в местечке Бояновице в феврале 1976 года участников группы, включая вокалиста-канадца Пола Уилсона, арестовали. Двоих, Вратислава Брабенеца и Ивана Йироуса, обвинили в “предельной вульгарности… антисоциалистических настроениях… нигилизме… и упадочничестве” и приговорили к 18 и 8 месяцам тюрьмы соответственно. Этот судебный процесс привел к созданию “Хартии-77”, диссидентской группы во главе с Вацлавом Гавелом – драматургом и будущим президентом Чехословакии. Никогда рок-музыка не имела более отчетливого политического характера, чем в 70-х годах в Праге[614].