Читаем Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира полностью

Нет лучшей иллюстрации для жизненного цикла цивилизации, нежели “Путь империи” Томаса Коула – серия из 5 картин, находящихся сейчас в галерее Нью-Йоркского исторического общества. На всех пейзажах изображено устье реки, над которой возвышается голая скала. На первой картине – “Дикое состояние” – первобытная местность с буйной растительностью, тревожный рассвет и горстка охотников и собирателей, явно не без труда добывающих себе пропитание. Второе полотно, “Аркадия, или Пастораль”, изображает сельскую идиллию: люди вырубили лес, засеяли поля и построили изящный храм в греческом духе. Третья, самая большая картина, – “Приход империи”. Безоблачный полдень. Природный пейзаж скрыло великолепное мраморное здание, а умиротворенных селян-философов сменила беспокойная толпа пышно одетых купцов, проконсулов и граждан-потребителей. Затем наступает вечер (“Разрушение”): город горит, граждане спасаются от орды насильников и грабителей. Наконец, над “Пустыней” встает луна, освещающая выветренные колонны, поросшие вереском и плющом. Нигде ни единой живой души.

Этот полиптих, задуманный Коулом в середине 30-х годов XIX века, напоминает зрителю, что все цивилизации, независимо от того, насколько они могущественны, обречены на упадок и гибель. Неявный же смысл таков: молодой американской республике стоило бы держаться буколических принципов и сопротивляться искушению заняться торговлей, завоеваниями и колонизацией.

Столетиями историки, политологи, антропологи и общественность в целом описывали возвышение и крах цивилизаций как процесс циклический или стадиальный. В книге VI “Истории” Полибия, сочиненной в период возвышения Рима, исторический процесс (anacyclosis) описан как смена ряда политических форм: 1) монархии, 2) царства, или царской власти, 3) тирании, 4) аристократии, 5) олигархии, 6) демократии, 7) охлократии, или власти толпы. Это воззрение оказалось востребованным в эпоху Ренессанса, когда Полибия заново открыли, и переданным, как мем, Монтескье через посредничество Макиавелли[743]. Циклическое представление независимо возникло в трудах арабского историка xiv века Ибн Хальдуна, а также в неоконфуцианстве эпохи Мин[744]. Джамбаттиста Вико в книге “Основания новой науки об общей природе наций” (1725) описывает развитие цивилизаций как круговорот, последовательную смену (ricorso) трех фаз: века богов, века героев и человеческого века (который ведет снова к веку богов через “варварство рефлексии”). Британский политический философ Генри Сент-Джон, первый виконт Болингброк, писал в 1738 году[745]: “Наилучшим образом организованные системы правления, как и наилучшим образом сложенные тела животных, несут в себе семена собственного разрушения, и хотя какое-то время они растут и совершенствуются, вскоре они начинают явно клониться к своему упадку. С каждым прожитым ими часом положенный им срок жизни становится на час меньше”[746]. Адам Смит в “Богатстве народов” наблюдает, как экономический рост (“благосостояние”) в конце концов уступает “застою”.

Идеалисты и материалисты согласны в одном. С точки зрения и Гегеля, и Маркса диалектика задает ритм. История, с точки зрения Освальда Шпенглера, имеет сезонный харак тер. В его “Закате Европы” (1918–1922) сказано, например, что XIX век стал “зимой Запада, победой материализма и скептицизма, социализма, парламентаризма и денег”. В 12-томном “Постижении истории” Арнольд Тойнби (1936–1954) описал следующий цикл: “вызов среды”, ответ “творческого меньшинства”, а после надлом, упадок и разложение (самоубийство цивилизации), когда лидеры перестают отвечать на вызовы достаточно творчески. Другой “большой теорией” стала концепция русского социолога-эмигранта Питирима Сорокина. Он выделял три этапа социокультурной динамики: “идеациональный” (преобладает рациональное мышление), “чувственный” (преобладает чувственное восприятие действительности) и “идеалистический” (господствует интуитивный тип познания)[747]. Историк Кэрролл Куигли объяснял студентам Факультета дипломатической службы Джорджтаунского университета (среди которых был и будущий президент Билл Клинтон), что цивилизации проходят 7 стадий: композиция, созревание, экспансия, конфликт, вселенское господство, упадок и вторжение извне. Куигли объяснял, что идет

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги

100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное