Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

эволюционный процесс… Каждая цивилизация рождается… достигает поры стремительной экспансии, и ее территория и могущество растут… пока постепенно не проявляется кризис организации. Когда этот кризис проходит и цивилизация реорганизуется… ее силы и дух слабеют. Она становится стабильной и, в конечном счете, приходит к застою. После золотого века мира и процветания снова возникают внутренние кризисы. Цивилизация впервые проявляет моральную и физическую усталость, которая ставит… под вопрос ее способность защищаться от внешних врагов… Цивилизация постепенно слабеет. После ее наводняют внешние враги, и она гибнет[748].

Эти модели различаются, однако все они предполагают, что история подчиняется определенному ритму.

Сегодня едва ли читают Шпенглера, Тойнби или Сорокина (Куигли еще пользуется вниманием авторов теорий заговора), однако подобные мысли можно найти и в работах наших современников. “Возвышение и упадок великих держав” (1987) Пола Кеннеди описывает цикличную модель: судьба великих держав зависит от темпа роста их промышленной базы и соотношения затрат на империю и экономических возможностей. Как и для Коула, расширение империи таит семена упадка: “Если государство перенапрягает свои силы в стратегическом отношении… оно рискует тем, что затраты могут перекрыть потенциальные выгоды экспансии”[749]. Кеннеди утверждает, что “чрезмерное перенапряжение” – удел всех великих держав. Многие американцы разделяли опасение Кеннеди, что их страну ждет та же судьба.

Позднее антрополог Джаред Даймонд поразил воображение публики собственной “большой теорией”. В книге “Коллапс” (2005)[750] он адаптировал циклическую модель для “зеленой эпохи”. Даймонд рассказал о различных обществах, от острова Пасхи xvii века до Китая XXI века, которые рисковали или рискуют, разрушая окружающую среду. Даймонд цитирует слова Джона Ллойда Стефенса, американского путешественника и археолога-любителя, который открыл в Мексике жутковатые пустые города майя: “ То были следы утонченного, изысканного, своеобразного народа, который миновал все состояния на пути возвышения и упадка наций, достиг своего ‘золотого века’ и исчез”[751]. Согласно Даймонду, майя угодили в мальтузианскую ловушку: население увеличилось настолько, что его не смогло прокормить нестабильное, малопродуктивное сельское хозяйство. Рост населения повлек за собой расширение обрабатываемых земель, а это, в свою очередь, – сведение лесов, засухи, эрозию и истощение почв. Это привело к гражданской войне за скудные ресурсы и, наконец, к коллапсу.

Даймонд, разумеется, делает вывод, что мы можем отправиться вслед за майя[752]. Конечно, экологическое самоубийство – это очень длительный процесс. К сожалению, у политических лидеров почти в любом обществе, примитивном или прогрессивном, очень немного стимулов заниматься проблемами, которые вряд ли проявятся через 100 лет или позднее. После конференции ООН по изменению климата (Копенгаген, декабрь 2009 года) стало ясно: риторических призывов “сберечь планету” для будущих поколений недостаточно, чтобы уладить экономические разногласия между богатыми и бедными странами здесь и сейчас. Мы все любим своих внуков. Но судьба праправнуков едва ли интересна нам в той же степени.

Может статься, что концептуальная модель, которую мы обсуждаем, на самом деле порочна. Что если Коул исказил исторический процесс? Что если история не циклична и не постепенна, а аритмична, и иногда ее ход почти стабилен, иногда сильно ускоряется? Что если историческое время меньше похоже на предсказуемую смену времен года и больше – на эластичное время сновидений? И что если коллапс наступает внезапно?

Цивилизации – это очень сложные системы, включающие множество асимметрично организованных элементов, так что они сильнее напоминают термитник в намибийской пустыне, чем древнеегипетскую пирамиду. Такие системы, по выражению Кристофера Лэнгтона, балансируют “на краю хаоса”. Они могут, постоянно приспосабливаясь, некоторое время казаться стабильными, но затем вдруг наступает “критическая фаза”. Малое возмущение может спровоцировать “фазовый переход” от умеренного равновесия к кризису.