Читаем Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира полностью

Следует подчеркнуть, что высокие показатели были характерны не только для США. В Канаде норма земельной собственности была еще выше (87 %). Сходные показатели были достигнуты в Австралии, Новой Зеландии и даже в английских колониях в Африке. Это подтверждает, что идея широкого распространения собственности на землю (для белых) не была прерогативой североамериканцев. И по сей день это одно из самых заметных различий между Северной и Южной Америкой. В Перу в 1958 году всего 2 % землевладельцев владели 69 % пахотной земли, а 83 % владели всего 6 % земли, и их наделы составляли не более 12 акров. Таким образом, для англичан, вызвавшихся драться за Боливара в надежде на haberes militares, все закончилось разочарованием. Из 7 тысяч добровольцев, поехавших в Венесуэлу, в живых осталось полтысячи. Три тысячи погибло в бою или от болезней. Остальные отправились домой ни с чем[315].

Третья трудность, тесно связанная с предыдущей, состояла в том, что степень расовой разобщенности в Южной Америке была гораздо выше. Креолы, такие как Боливар, ненавидели peninsulares, что было гораздо хуже вражды между “патриотами” и “красными мундирами” в Массачусетсе. Но и чувства пардо и рабов к креолам были отнюдь не дружественными. Обращение Боливара к чернокожим не было обусловлено его верой в расовое равенство – то был просто вопрос политической целесообразности. Когда Боливар заподозрил Пиара в желании сплотить своих товарищей-каста против белых, того арестовали и судили за дезертирство, неповиновение и заговор. 15 октября 1817 года Пиара расстреляли у стены собора в Ангостуре, и эти выстрелы были слышны в кабинете Боливара[316]. Вообще Боливар не был заинтересован в предоставлении политических прав местному населению. Конституционное требование о том, чтобы избиратели владели грамотой, фактически исключило их из состава политической нации.



Чтобы понять, почему расовое разделение было более сложным в Южной Америке, важно оценить различия, проявившиеся ко времени революции Боливара. В 1650 году индейцы составляли около 80 % населения и Северной, и Южной Америки, включая Бразилию. Однако к 1825 году пропорции стали радикально различаться. В Испанской Америке аборигенные народы составляли 59 % населения. В Бразилии их доля достигала 21 %, а в Северной Америке оно было ниже 4 %. Уже началась массовая эмиграция из Европы в США и Канаду, а лишение индейских народов их земель относительно легко было достигнуто с помощью силы. В испанской Америке индейцев было не только больше. В отсутствие заметной иммиграции они стали необходимы для энкомьенды. Кроме того, как мы увидим, ввоз африканских рабов имел весьма различные демографические последствия в различных европейских поселениях[317].

Таким образом, в итоге южноамериканское единство, задуманное Боливаром, оказалось невозможным. После восстаний в Новой Гранаде, Венесуэле и Эквадоре предложение о создании конфедерации было отвергнуто, да и сама Великая Колумбия распалась, когда из нее вышли Венесуэла и Эквадор. Победителем стал прежний союзник Боливара, диктатор Хосе Антонио Паэс, сторонник венесуэльского национального государства[318]. В декабре 1830 года Боливар (за месяц до смерти – он умер от туберкулеза) сложил с себя полномочия президента и главнокомандующего и впал в отчаяние:

Я правил 20 лет и за это время уверился в нескольких вещах. [Южной] Америкой невозможно управлять. Те, кто служил революции, пахали море. Единственное, что можно сделать в Америке, – это бежать из нее. Эти страны, безусловно, попадут в руки безудержной толпы, чтобы потом перейти во власть мелких тиранов всех цветов и рас, пожираемых честолюбием и гибнущих от руки убийц. Европейцы, наверное, даже не посчитают достойным завоевать нас. Если бы мир мог вернуться в состояние первозданного хаоса, то он соответствовал бы тому, что теперь происходит в Америке[319].

Это очень точный прогноз событий следующего века и вообще половины латиноамериканской истории. Только что ставшие независимыми государства начали свое существование без традиции представительного правления, с глубоко неравным распределением земли и с межрасовой враждой, тесно связанной с экономическим неравенством. Результатом явилась чехарда революций и контрреволюций: неимущие боролись за то, чтобы получить на несколько акров больше, а креольские элиты цеплялись за свои гасиенды. Демократические эксперименты вновь и вновь терпели неудачу, поскольку при первом намеке на экспроприацию элиты облачались в мундир каудильо, чтобы при помощи насилия восстановить статус-кво. Это плохой рецепт для экономического роста.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги

100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное