Цивилизация Древнего Рима

Из «Жизнеописания Аполлония Тианского», сочиненного Филостратом [400], мы неплохо информированы о неприятных казусах с философами во времена правления Нерона и Домициана. Пройдя по всему Востоку и части греческих городов, Аполлоний, который провозглашал себя неопифагорейцем [401]и утверждал, что благодаря аскезе можно достичь прямого общения с богами, решил отправиться в Рим. По словам Филострата, Нерон терпеть не мог философов; они казались ему высокомерной расой, скрывающей маску прорицателя, и тот человек, который носил плащ философа, представал перед судьей, будто ношение плаща означало, что его хозяин — предсказатель. Музоний, другой философ, который, возможно, был также хозяином Эпиктета Музонием Руфом, был брошен в тюрьму, и, когда Аполлоний подходил по Аппиевой дороге к Риму в сопровождении тридцати четырех учеников, пришедших с ним с Востока, неподалеку от Ариции ^[402]он встретился с Филолаем из Циттиума. Этот Филолай, рассказывает Филострат, был способным оратором, но боялся преследований. Он сам покинул Рим, не дожидаясь приказа об изгнании, и каждый раз, когда на своем пути встречал философа, убеждал его держаться подальше от города. Диалог между мужчинами начался на обочине дороги. Филолай упрекнул Аполлония в неосторожности: «Ты тащишь за собой целый хор философов (все ученики Аполлония выглядели как философы, на них были короткие плащи, они были босоногими, с распущенными волосами), не зная того, ты легкая добыча для недоброжелателей, магистраты, поставленные Нероном у ворот, вас арестуют еще до того, как ты выразишь намерение войти!» Аполлоний понял, что ужас лишил Филолая разума. Однако он понял грозящую опасность и, обратившись к своим ученикам, отпустил на свободу тех, кто пожелал этого. Из тридцати четырех учениках остались вскоре только восемь, и в их сопровождении Аполлоний вошел в город. Сторожа у ворот ничего у них не спросили, и вся компания отправилась в гостиницу, чтобы пообедать, так как дело было вечером. Во время обеда в зале появился человек, по-видимому пьяный, который принялся петь. Ему платил Нерон за то, чтобы тот ходил по тавернам и пел сочиненные императором песни. И если кто бы то ни был слушал его невнимательно или отказывался дать ему обол [403], тот становился виновным в оскорблении его величества. Аполлоний понял этот провокационный маневр и заплатил певцу. Эта история напоминает рассказ Эпиктета [404]о провокаторах из императорской полиции, которые приходили в кабачки, рассаживались среди пьющих, и если кто-то плохо отзывался об императоре, его немедленно арестовывали и бросали в тюрьму.

Аполлоний, будучи осторожным, избежал прямых преследований. Без осложнений для себя он был допрошен префектом претория Тигеллином. Кроме того, он пользовался серьезной поддержкой, в том числе одного из консулов, который почитал его как философа. Аполлоний старался присмотреться к тому, что казалось ему хорошим, в отличие от одного из собратьев, который на торжественном открытии терм Нерона разглагольствовал о вреде роскоши, в особенности бань, которые он считал изыском, противоположным природе, за что его изгнала императорская полиция, не потерпевшая подобных речей.

Впоследствии во время правления Домициана Аполлоний оказался в неладах с властью. Дело было серьезное. Он был призван в Рим, арестован и предстал перед судом императора. Среди других обвинений ему было предъявлено обвинение в магии. Инициатива, впрочем, принадлежала не Домициану, а некоему Евфрату, философу-стоику. Евфрат был его ярым противником и личным врагом Аполлония и донес на него императору, уверяя, что Аполлоний проповедовал на Востоке идеи, враждебные принцепсу. Тот призвал Аполлония и предоставил ему возможность оправдываться. Он главным образом желал знать, насколько Аполлоний настроен оппозиционно. Что же касается остального, то он судил философские споры по справедливости, а его отношение к ним скорее всего было таким же, как у брата Сенеки Галлиона, наместника Ахайи, когда ему пришлось судить святого Павла, которого привели на его суд ортодоксальные евреи: пока общественный порядок не нарушался, в такие дела лучше было не вмешиваться.

В это же время и в начале правления Траяна Евфрат усердно посещал дома известных лиц Рима и читал там свои публичные лекции. Им восхищался Плиний Младший, который заставлял своих друзей его слушать. Евфрат оставался всего лишь одним из бесчисленных софистов, вокруг которых собиралась аудитория. И все чаще портики новых форумов заполняются публикой, и философы разделяют с риторами аплодисменты.