Цивилизация классического Китая

Вокруг правителя располагалась его огромная семья — жены, многочисленные дети, братья (хоу). Последние должны были наследовать правителю. Наместники, управляющие отдельными территориями (банбо), наставники (чжи-жэнь), гадатели (бу), писцы (ши), знахари (у), жрецы (чу) и чиновники — все принадлежали к правящему клану. Самыми значимыми должностями в этой иерархии, без сомнения, были гадатели, писцы и жрецы, которые были ответственны за все государственные дела и обеспечивали связь между высшим божеством и его адептами.

Клан Шан-Инь составлял «Большой клан» (Да цзун), который получал поддержку и подчинение других, менее могущественных групп, так называемых «Малых кланов» (Сяо цзун). Так сформировалось оседлое, цивилизованное, земледельческое общество, которое противопоставляло себя окружавшим его варварским племенам (и). Варвары представляли собой постоянно растущую опасность: надписи оракула являются эхом феномена постоянной угрозы, которая не переставала довлеть над судьбой китайской цивилизации.

Остатки ритуальной пищи, которая погребалась при церемонии закладки здания или на похоронах, представляют многочисленные свидетельства того, какие продовольственные ресурсы были характерны для общества Шан-Инь. Судя по количеству принесенных в жертву животных, число которых иногда достигало полутысячи голов, шан-иньцы не испытывали недостатка в самом разном скоте: быки, бараны, олени и даже собаки, мясо которых в Китае еще не так давно употребляли в пищу. Поскольку леса, располагавшиеся вдоль нижнего и среднего течения реки Хуанхэ, еще не были вырублены под давлением демографического роста китайского населения, климат здесь был теплым, с хорошими осадками. Леса вдоль бассейна реки были богаты дичью, что благоприятствовало ведению комплексного хозяйства, сочетавшего земледелие и охоту. Охотились обычно либо севернее, в близлежащей лесистой степи, либо на востоке, в лесах предгорий. Добыча от охоты составляла значительную прибавку к продуктам земледелия. Охоты, которые проводил правитель, — настоящие военные маневры — были настолько успешными, что только одна из табличек, созданная в правление У-дина, содержит запись об убитом тигре, 40 оленях, 159 самках оленя и 164 лисицах.

Наличие большого количества скота позволяет предположить существование пастухов, которые, без сомнения, переходили с одного пастбища на другое. Эти пастушеские племена сохраняли свои отличия от земледельцев, всегда презиравших, как это отметил Оуэн Латтимор, тех, кто потреблял молоко и то, что из него производилось. При этом находящиеся в благоприятных экономических и климатических условиях скотоводы все меньше и меньше сопротивлялись господству оседлых способов ведения хозяйства. Таким образом, глубокие этнические и экономические изменения стали неизбежны.

Несмотря на то что люди тех эпох отделены от нас многими веками, их радости и печали не остаются для нас совсем неизвестными. Их отпечаток мы можем найти в одном из первых памятников китайской литературы — «Каноне песен» («Ши цзин»). Он содержит около 300 стихотворений, из которых в эпоху «Весна и осени» Конфуций составил самую древнюю антологию. Впрочем, даже если традиция считать составителем «Ши цзин» самого Конфуция всего лишь легенда, то никакие доводы не позволяют поставить под сомнение достоверность самой поэзии. Самые ранние из этих произведений действительно датируются концом периода Шан-Инь и первыми годами правления династии Чжоу. Самая древняя версия, которая нам на сегодня известна, была найдена в уезде Фуянь, провинции Аньхой (1978 и 1984), в могиле, датируемой началом периода Западная Хань, что вызвало сенсацию в филологическом мире. Сегодня, как и вчера, поэзия обращается к жизни двух групп людей, из которых состоит общество. Если использовать римские термины — это патриции и плебеи. Крестьяне поют о сладости любви, беспокоятся о том, что зима будет суровой, или жалуются на жестокость тех, на чьей земле они работают. Это очаровательные «нравы царств» (го фэн), в которых современный читатель может почувствовать некоторую схожесть с негритянскими спиричуэлс:

Ты, большая мышь, жадна,
Моего не ешь зерна.
Мы трудились третий год —
Нет твоих о нас забот!
Оставайся ты одна —
Есть счастливая страна,
Да, счастливая страна,
Да, счастливая страна!
В той стране, в краю чужом,
Правду мы свою найдем.

[16]

Так пели когда-то крестьяне царства Вэй, которых облагали тяжелыми налогами.

Крестьянская жизнь, которая в Китае всегда шла в рамках общины, разделяла мужчин и женщин, строго распределяя их обязанности: ткачество, разведение шелковичных червей, производство алкоголя были отданы женщинам, тогда как мужчинам оставались охота, рыболовство и работа в поле: