При всех своих недостатках советская управляющая элита, последовательно стараясь придерживаться марксистской идеологии, честно и последовательно пыталась служить рабочему классу. Однако её руководство оказалось не в состоянии осознать, что уже даже первая научно-техническая революция сделала передовым классом общества принципиально новый рабочий класс – инженерно-технических работников (ИТР), а занятые на традиционных рабочих должностях стали в условиях технологий, уже позволявших массовую автоматизацию, «уходящей натурой».
В результате советская управляющая элита, ориентируясь на «старый», индустриальный рабочий класс, в силу фундаментального изменения технологического положения и социальной роли последнего из прогрессивной общественной силы незаметно для самой себя стала силой реакционной.
Отказ от служения новому прогрессивному слою (ИТР) породил принципиальный конфликт политической власти с по-настоящему передовой частью общества и сделал последнюю (в лице технической, то есть подлинной интеллигенции) объективным противником государственности, превратившей себя с точки зрения технологического (а значит, и социального) прогресса в реакционную силу.
Это вызвало враждебность интеллектуальной советской элиты, а со временем и передовой части советского общества (ИТР) к своему государству и, в итоге, общий катастрофический крах и гибель советской цивилизации.
Враждебность советской управляющей элиты к определяющей будущее технической интеллигенции была вызвана и переориентацией хозяйствующих субъектов со снижения издержек на рост дохода (непосредственно вызванной реформой Косыгина – Либермана, а фундаментально – неприспособленностью планирования к усложнению экономики, вызванной научно-технической революцией [18]).
Завышение издержек – более естественный для монополий (созданных индустрией и не сдерживаемых конкуренцией в позднесоветской «экономике распределения») способ увеличения дохода, чем технологический прогресс. Это породило самоубийственное отторжение советской управляющей элитой обеспечивающей прогресс социальной группы, стремящейся к созданию и «внедрению» (этот термин с обескураживающей откровенностью выразил противоестественность процесса для управляющей системы) новых технологий, – и её ответную враждебность.
Сегодня Россия слишком хорошо видит, что продолжение торжества ориентированного на Запад и способного заниматься лишь её грабежом либерализма может закончиться только её уничтожением. Залог будущей победы и возрождения России заключается в общем для нашего народа осознании и неприятии Катастрофы (вместо восторженного стремления к ней, характерному для либеральных революций февраля 1917-го и 1990–1991 годов), общем понимании того, что либерализм несет России смерть и открыто жаждет её смерти, изощренно и разнообразно оправдывая и призывая её.
Российские либералы (за исключением ненавидящих Россию в силу доминирования у них этнического мышления и глубокого расизма) пришли к этому состоянию и к выполнению этой роли часто незаметно для самих себя, – на первом этапе своей трансформации искренне исходя из любви к свободе, утверждения суверенитета и самоценности личности, отрицания её подчинения обществу, частью которого она, если и не является, всё равно должна быть хотя бы для собственного гармоничного развития.
Последовательно стремясь к обеспечению индивидуальной свободы (уже в этом заключалась психоисторическая ловушка либерализма, виртуозно подменяющего конструктивную и позитивную «свободу для» деструктивной и разрушительной «свободой от»), они в политическом плане – совершенно естественно и логично – стали опираться прежде всего на наиболее свободную часть общества.
В позднем Советском Союзе, в отличие от 60-х и даже первой половины 70-х годов, это была уже не инженерно-техническая интеллигенция (прикованная к необходимости постоянно зарабатывать себе на жизнь хотя бы подчинением начальству), двигавшая демократизацию, а нелегальный (а с конца 80-х – и легальный) бизнес.
Опираясь на этот бизнес, либералы при помощи массового участия инженерно-технических работников, составлявших основу советского среднего класса, свалили Советскую власть и затем (не только из-за своей беспомощности, но и для облегчения спекуляций бизнеса) уничтожили этих работников в социальном плане, лишив их каких бы то ни было жизненных перспектив и обрушив их в нищету.
После этого оказалось, что для политического успеха необходимо опираться не просто на наиболее свободную часть общества – класс предпринимателей, но именно на его наиболее сильную часть.
Сначала это был просто удачливый крупный бизнес, однако очень быстро политической и финансовой опорой, – а значит, и хозяевами[177]
– российских либералов стали олигархи: крупные предприниматели, тесно срощенные с государством и извлекавшие из контроля за его элементами критически значимую часть своей прибыли, то есть ту часть прибыли, от которой они не могут отказаться.