Эта развитость позволяла Марксу как философу с наиболее близкого расстояния наблюдать предмет своего изучения – капитализм, а как политику – постепенно начинающий сознавать свои интересы рабочий класс. Кроме того, высокий уровень развития Англии обеспечивал необходимую культурную и интеллектуальную среду, а также минимальные бытовые удобства (начиная с общедоступной библиотеки и кончая бесперебойной работой почты).
Однако представляется весьма существенным, что в политическом плане, по крайней мере, значимую роль в определении места жительства, по всей вероятности, сыграла терпимость британских властей к континентальным революционерам (решавшим в конечном счете их стратегические задачи), резко контрастировавшая с их же отношением к тем революционерам, которые хотя бы теоретически могли поставить под угрозу интересы Британской империи[175]
.Абсолютная личная честность Карла Маркса (как и большинства марксистов, включая Ленина) убедительно подтверждена чудовищными условиями его жизни, в конце концов, сведшими в могилу его жену и его самого, о чём исчерпывающе свидетельствуют ставшие хрестоматийными письма
Поэтому в традициях реакционеров-«охранителей»» обвинять Маркса (и подавляющее большинство его последователей) в работе на британские интересы столь же нелепо, сколь и омерзительно (строго говоря, подобные обвинения характеризуют исключительно интеллектуальный и моральный уровень тех, кто их выдвигает, – так как человеку свойственно судить о других по себе).
Однако не вызывает сомнений, что его самоотверженная деятельность и сама его жизнь во многом укладывались в русло общей ориентации британской элиты на разрушение континентальных империй, британских финансовых спекулянтов – на подрыв небританского производительного капитала, а его достижения (как научные, так и организационные – в виде создания Интернационала) были использованы при формировании английских стратегических проектов нового и новейшего времени.
Преобразование современных обществ информационными технологиями, люмпенизируя критически значимую часть населения развитых стран в рамках социальных платформ [20] и делая таким образом их беззащитными перед волной миграции, несущей глубокую социальную архаизацию, ставит перед марксизмом функционально новые задачи.
Последователи марксизма раскалываются на отрицающих его содержательно, в части его созидательного и прогрессистского характера, но припадающих к его историческим истокам левых либералов (возвращающихся в лоно обслуживания финансового спекулятивного капитала с надеждой, пережив либерализм, затем перейти на службу идущему на смену спекулянтам капиталу социальных платформ), с одной стороны, и на собственно марксистов, с другой.
Последние продолжают пытаться объективно оценивать общественное развитие, но теряют социальную почву под ногами, так как массовая эксплуатация труда индустриальной эпохи уже сменилась индивидуальной интеграцией интеллекта в капитал, а массы утрачивают политическую силу вместе со своей производительной функцией.
Попытка следования люмпенизирующимся в силу потери этой функции массам ведет к вырождению марксизма и как философии, и как политического течения, и тем более как идеологии. Его перспектива заключается в следовании производительности, то есть к признанию интеллекта главной производительной силой эпохи социальных платформ и переосмыслению реальности
(в том числе его отношений с уходящим финансовым спекулятивным капиталом и становящимся новым гегемоном капиталом социальных платформ) именно с его точки зрения, исходя из его интересов.Глава 10. Эволюция либерализма в России