И вся его жизнь основана на принципе произрастания: он фиксирует и реагирует, но слабо, по-растительному. Что в начале, то и в конце, и современный человек массы — это тот же крестьянин, ведущий растительную жизнь и растительно реагирующий на внешние раздражители. В начале культуры крестьянину в каких-то обычно внешних целях прививается мораль. Затем эту мораль в нем проращивают, добавляя культуры. Он поднимается над этой растительной жизнью, создает город, потом цивилизацию, а потом, истратив на это все свои качества, исчезает. Он не возвращается в крестьянство — горожанин, ставший человеком массы, не может более вернуться в пространство, которое он же и уничтожил. Новое крестьянство возникает из минимально затронутых цивилизацией людей. К сожалению, в современном мире невозможно установить, как происходил процесс первого цивилизационного прорастания культуры, или хотя бы автономный процесс. Все процессы были преемственны от прежних, и культура прививалась людьми, сохранившими её от прежней цивилизации. Кстати, эта преемственность и приводит иногда к ошибочной идее, что цивилизация или была и есть одна, или что она идет с древнейших времен, не прерываясь.
Начало и конец похожи, но часто противоположны. Изначальные крестьяне похожи на массу; но они начало, а масса — конец. Из первоначальных крестьян иногда делается масса сразу, безо всякого исторического процесса. Но именно к крестьянах заложен потенциал этого процесса. А в массе этот потенциал уже утрачен. В любом случае потенциал есть или нет, но он не наблюдается. Это и создает сходство.
У Шпенглера крайне гуманные формулировки. Конечно, крестьянина можно сравнить с растением. Но будет более похоже, если сравнить его со скотиной. Скотина всё-таки выше растения.
Скотина — это, конечно, сумрачная зона для понимания человека. Потому что она — страдающая машина, чего быть не должно. Но в ней всё начинается, и в ней всё и заканчивается. Насекомое в человеке оказывается не столь живучим.
Путь качественного и количественного расширения собственно человеческого начала — это путь расширения зоны свободного выбора — как количества этих выборов и как качества этих выборов.
Люди делают выбор, люди транслируют выбор. Все остальное прочее вращается вокруг этого выбора и систем обеспечения-реализации этого выбора. Система обеспечения выбора — это система обеспечения свобод и структур.
Жизнь человека — это перманентный процесс реализации свободы выбора. Человек реализовывается как человек именно в процессе выбора.
Машина не реализуется, а выполняет программу и выбор у нее прописан программно.
Там, где нет выбора, там нет человеческой реализации и по сути нет человека, там машина.
Природа изначально машинна, человек, поднявшийся над природой — нет, он отвергает машинность ради свободного выбора.
Человеческое — это всегда осуществлять выбор; и для того, чтобы осуществлять и далее декларировать выбор, сам выбор, саму возможность выбора, систему свободного выбора нужно тоже осуществлять, декларировать и защищать.
Эта система свободы противопоставляется как системам чисто механистическим (насекомым), так и системам животное-это-машина. Тогда зверь и скотина оказываются уровнями пути к системе свободы; и сложно сказать, что дальше от свободы — насекомое или скотина.
В основе выбора лежат «добро-зло», «хорошо-плохо», «прекрасно-безобразно», «причинение страдания — отказ от причинения страдания».
Процесс развития жизни людей — это изменение системы жизни в сторону реализации большего числа свобод. (Расширение зоны свободы).
Для реализации большего числа свобод нужно большее число структур. Тогда процесс развития жизни людей — это увеличение числа структур.
Свободы и структуры отрицают друг друга и находятся в постоянном движении; сложная задача состоит в обеспечении роста числа свобод при росте числа структур.
Тогда процесс деградации жизни людей — это сокращение числа свобод. И еще процесс деградации — это утрата структур; тех структур, которые есть опоры высших свобод.
Машина создает для человека клеточку, в которой он должен быть. Если человек плохо соответствует клеточке, машина его наказывает. А если машине не удалось создать клеточку для человека, этого человека машина наказывает за это постоянно.
Поздние люди не против следовать по конвейеру от школы через работу к могиле как образцовые машинки, шаля в определенном, предписанном диапазоне. Проблема в том, что мест на этом конвейере тоже не хватает. Система выкидывает людей с конвейера и за это считает их преступниками. Само понятие вины сначала размывается, а потом теряется — как и все понятия.
Машинные системы не любят неожиданностей и логично стремятся к предопределенности. Чтобы заранее знать, например, кого награждать, а кого наказывать, выбирается самый простой вариант: богатых — награждать, бедных — наказывать.