Цивилизация. Новая история Западного мира

В своем стихотворении «Бремя белых» (1899) Киплинг утверждал, что перед рядовыми имперской армии стоит неблагодарная задача — «Править тупой толпою / То дьяволов, то детей», чтобы создавать богатство для кого-то еще: «Твой жребий — Бремя Белых! / Но это не трон, а труд». Однако Киплинг, всегда стоявший на стороне простого солдата, в одинаковой мере разделял характерное для его эпохи полное непонимание неевропейцев. Сынам Европы, отправлявшимся в Африку и Азию, по его искреннему убеждению, чтобы спасать аборигенов («Накорми голодных, / Мор выгони из страны»), приходилось сталкиваться с тем, как благодаря туземцам все их старания шли прахом— «Изменит иль одурачит /Языческая орда». [12]Бременем европейцев, исполнявших свое призвание донести цивилизацию до остального мира, было наблюдать за тем, как удостоенные цивилизации праздные язычники перечеркивают все их усилия.

Время от времени у европейских политиков возникал соблазн использовать имперские лозунги, чтобы заработать популярность, однако у такой стратегии была и обратная сторона. В 1870-х годах британский премьер-министр Бенджамин Дизраэли вознамерился сделать тори партией империи, а империю — символом британского престижа и величия, а также образцом справедливости и свободы. Ряд действий в этом направлении, среди которых были покупка контроля над Суэцким каналом и аннексия Кипра, увенчался самым помпезным из имперских мероприятий — проведением в Дели в первый день нового 1877 года грандиозной церемонии, на которой королева Виктория была провозглашена императрицей Индии. Тем временем опрометчивая самоуверенность Дизраэли ввергла Британию в вооруженные конфликты на территории Афганистана и зулусского Трансвааля, и на выборах в 1880 году он потерпел сокрушительное поражение от Уильяма Гладстона, который объявил империю дешевым театром. призванным скрыть преступные устремления, а войны против афганцев и зулусов — посягательством на жизнь невинных людей. По-видимому, имперская политика не была столь уж беспроигрышной картой в завоевании голосов британских избирателей.

Политики Франции также обнаружили, что империя приносит слишком мало выгоды при благоприятном течении дел, и непомерно много обвинений, когда обстоятельства складываются неудачно. Вторжение в Мексику в 1864 году обернулось полным фиаско для Наполеона III — разгром французских сил сделал страну уязвимой для германского нападения в 1870 году, во время которого император был захвачен в плен и сослан. Но и Третьей республике довелось испытать свою долю колониальных бедствий. В 1881 году премьер-министр Жюль Ферри лишился поста после того, как в обход закона отдал приказ о захвате Туниса; вернувшийся в 1885 году. Ферри вновь был уволен после поражения французских войск с огромными потерями в Индокитае. Его преемнику Анри Бриссону пришлось подать в отставку в результате отказа парламента поддержать его планы по расширению финансирования армии, размещенной в том же Индокитае. В Германии в 1906 году по следам зверств военных в юго-западной и западной Африке отказ оппозиционных партий проголосовать за бюджет привел к роспуску рейхстага. В России мечты царя Николая И об имперской гегемонии на востоке кончились позорным поражением в русско-японской войне и революцией 1905 года.

Империи представляли собой политические парадоксы — как правило, пользовавшиеся поддержкой большинства, они грозили крахом политической карьеры неосторожному или забывшемуся в националистическом угаре политику. Оправдание колониализма превратилось в порочный круг. Потребность в защите коммерции и стратегических позиций на планете от посягательств амбициозных конкурентов не играла сколько-нибудь важной роли, поскольку на фоне объемов внутреннего и взаимного экономического обмена между индустриальными странами объем колониальной торговли был мизерным. В реальности колонии поглощали больше ресурсов, чем производили, и поэтому непрерывное увеличение отчислений на защиту заморских поставок и сдерживание геополитических соперников только осложняли проблему. Обычное население Британии и Франции, насколько можно судить, не выигрывало от имперских владений практически ничего. Для небольшой группы они были источником солидной наживы; еще несколько тысяч, заброшенных в экзотическую даль, охотно или не очень пользовались своим положением хозяев над людьми, недовольными самим их присутствием. Благосостояние остальных в отсутствие всяких империй было бы только выше.