В целом стоицизм стал отражением характерного для Римской империи этического настроя. Во-первых, добродетельная жизнь должна проживаться в реальном мире, а не в раздумьях о некоем абстрактном идеале; добродетельный человек — человек активный, хотя и посвятивший определенное время изучению мира и преумножению знаний. Во-вторых, человек должен искать универсальные ответы на универсальные вопросы. У римлян, завоевавших половину мира, присутствовало чувство общности человеческой природы — теоретически римским гражданином мог стать любой житель империи. Вера в человеческое братство, являющееся следствием происхождения всех от единого бога, придавала дополнительный вес идее Рима как некоей неопределимой сущности. которую долг повелевает защищать и сохранять любой ценой. Если бы римляне попросту стремились к захвату всего, до чего могут дотянуться. Рим наверняка остался бы в истории либо мелким античным царством, либо недолговечной империей. Римская империя смогла продолжить себя в веках, потому что для большинства римлян она выражала общее человеческое начало и. следовательно, воспринималась как сила на стороне добра.
Римляне верили, что конфликты с другими государствами провоцировались извне и что, будучи вынужденными захватывать чужие земли, они приносят с собой все блага римской цивилизации. Это убеждение было кодифицировано в кодексах жрецов-фециалов, тогдашнем варианте международного права, которое запрещало войну как акт агрессии и вводило понятие справедливой войны. Римский историк Тит Ливий старательно подчеркивал, что Рим никогда не отступал от этого закона, — дав повод Гиббону саркастически заметить позднее, что «обороняя себя, римляне покорили целый мир». Специфически римским понятием, которое лежало в основании фециального права, было понятие fides, то есть добросовестности и справедливости в употреблении силы. Льстя римским правителям, философ Панаэций с Родоса и другие превозносили их исключительную и благородную приверженность сочетанию принципов fides и стоицизма. Такая лесть лишний раз убеждала римлян в собственном превосходстве и избранности. Как вера греков в особенную добродетель заставляла их воевать иначе, чем прагматически настроенных противников, римлян вела в бой честь и слава родины, неколебимая убежденность в том, что своими победами Рим несет благо для человечества.
Как бы то ни было, реальный город Рим и Рим идеальный поразительно отличались друг от друга. В правление Августа на участке земли в 146 гектаров, зажатом между холмами и Тибром, проживали почти миллион человек. Большой форум и примыкающие к нему здания базилики и курии, где протекала административная, деловая и юридическая жизнь города. были безнадежно перенаселены почти с самого времени их постройки. Эта проблема частично решилась за счет устройства других, не менее величественных общественных пространств и возведения амфитеатров вроде Колизея, однако за потрясающим великолепием фасадов публичных зданий для всех, кроме крохотной горстки римлян, жизнь оставалась убогой и опасной. Если богатые могли селиться в виллах на Квиринальском холме, от которых вела прямая дорога к загородным поместьям, то большинство ютилось в четырех-пятиэтажных многоквартирных домах — холодных, неосвещенных, переполненных крысами трущобах. Для этих строений с деревянным каркасом, которых в Риме IV века н. э. насчитывалось, судя по сохранившимся свидетельствам, порядка 40 тысяч, пожар и обрушение представляли вполне реальную угрозу.
Рим отличался от других городов империи не только беспорядочным ростом, огромным населением и многоквартирными домами. Особенными были и сами римские жители. Несмотря на отстроенный и действующий городской центр, в Риме помимо строительства почти отсутствовали городские индустрии. Город существовал за счет сбора налогов с провинций и колоний, и сменявшие друг друга правители вынужденно шли на нормированную раздачу хлеба для огромного множества безработных. Лозунг «Хлеба и зрелищ» являлся отнюдь не циничной формулой умиротворения масс, а выражением реальной и насущной политики. Объем поставок пшеницы из колоний, который требовался Риму ежегодно, составлял от 200 до 400 тысяч тонн; раздачи зерна при Августе рассчитывались на 350 тысяч горожан мужского пола.
Беспочвенность римского городского бытия проявилась в тот момент, когда политические функции отошли новой столице императора Константина в 330 году н. э. Население бывшего центра мира стремительно сократилось, а когда империя наконец рухнула, он и вовсе утратил свое значение — в IX веке в нем насчитывалось меньше 20 тысяч жителей.