На Рождество 800 года папа Лев III провозгласил Карла Великого цезарем, или императором. Этот акт являлся уже не столько помазанием преклонившего голову короля» сколько отчаянной попыткой понтифика завоевать благосклонность самого могущественного человека Европы и обрести некоторое влияние на судьбы христианского мира. Несмотря на полувековой давности старания папы Стефана, теперь западное христианство целиком и полностью находилось в руках северян — самого Карла в первую очередь, а также группы книжников, которых он в данный момент желал видеть у себя при дворе, — и новому папе требовалось проникнуть в этот закрытый круг. Занятые непосредственным руководством духовной жизнью франкского королевства, ученые монахи в Аахене также способствовали созданию мифической истории западного христианства, кульминацией которой стала фигура Карла Великого. Это было совершенно понятно — аахенский двор нуждался в собственном «цивилизационном сюжете», который объяснял бы его уникальное место в истории. В частности, Алкуин, которому было известно о нападениях викингов на берега его родины, рассматривал их как знак того, что Бог рассержен людскими делами. Эйнхард, прижизненный биограф Карла, считал, что огромная власть была дарована королю именно для того, чтобы тот привел всех верующих к повиновению.
Вслед за Бедой, эти авторы изображали прошлое и окружающий мир как царство языческой тьмы. В их сочинениях меровингская эпоха представала веком варварства и невежества, что в дальнейшем способствовало возникновению представления о VIII веке как о периоде «каролингского ренессанса». Разумеется, и то и другое являлись лишь пародией на правду, однако такой образ возвышал франков в собственных глазах и давал оправдание крайней жестокости, с которой велись завоевания. Даже так называемые каролингские минускулы, строчный римский алфавит якобы аахенского происхождения, на самом деле вышли из-под руки поколений писцов, трудившихся при дворах «варварских» королей, тогда как действительное порождение каролингской эпохи — «правильная» латынь, насаждаемая Алкуином и другими (уроженцами региона, где разговорная латынь вышла из употребления столетия назад), явилась лишь новым барьером между интеллектуальной и обыденной жизнью того времени. Жители Франкии, или Франции (а также Италии и Испании), в начале IX века предполагали, что говорят на латинском языке, унаследованном от римлян. Однако эта латынь представляла собой раннюю форму французского, которая была непонятна латинским книжникам — Алкуин видел в ней варварское наречие. Как следствие, церковная латынь превратилась в язык, на котором не говорил простой народ, но который стал универсальным средством общения образованной элиты и декретированным языком католической литургии — языком, на котором человек должен был разговаривать с Богом.
В то время как Карл Великий желал придать стране христиан форму священной империи, монашество и духовенство начинали задумываться о необходимых церкви политических структурах. Вдохновляемая Августином, который со страниц трактата «О граде Божием» наставлял верующих не ограничивать себя жизнью в порочном мире, но брать на себя разъяснение того, как этот мир должен быть управляем, церковь нацелилась на учреждение государства, которое руководствовалось бы христианской доктриной, — отвечая стремлениям Карла восстановить величие Римской империи через объединение святейшего престола со своей северной державой. Могущество и амбиции Карла Великого, сумевшего включить римскую церковь в орбиту западноевропейского, а не средиземноморского исторического развития, определили курс этого развития на следующие 500 лет. Усилиями Карла была создана модель государства, которой стремились подражать многие, — христианская империя, управляемая двором, где ценились благочестие и ученость, и обращавшая или подчинявшая силой языческие племена, населявшие его границы. Ценой такого государства оказалось подавление всякого разнообразия и наделение церкви все возрастающим влиянием в вопросах политики и образования. Карл Великий, новый созидатель католической империи, поставил религию в центр государственных дел — однако одновременно поставил государство в центр дел церковных.