ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира

В последние десятилетия империи ее культура трансформировалась и в другом ракурсе, демонстрируя возросшее влияние культуры христианской. Мозаики IV века из Остии, портового города в устье Ткбра, отсылают к классическому искусству прошлого, но, вместе с тем. и к будущим средневековым живописным и скульптурным изображениям человека. На протяжении почти тысячелетия идеальная жизнь человеческого духа персонифицировалась фигурой ученого мужа классического периода, окруженного книгами и учениками и с интересом вглядывающегося в мир. В течение IV и V веков этот образ ушел в прошлое, и идеалом человека сделалась фигура христианского святого. У статуй, найденных в Остии, мы видим застывшие черты лица и возведенные глаза — они обращены внутрь, то есть в душу, и вверх, тоесть в небеса. Отмерла и классическая идеализация человеческих пропорций: поскольку изображения святых и благочестивых людей писались ради вдохновения и духовного просветления, их создавали в субъективной и схематичной манере — человеческая плоть несла в себе порчу, поэтому художник сосредоточивался на передаче внутренней жизни посредством формальных техник и символов. Тем не менее развивающееся христианское искусство Средиземноморья, в отличие от большинства языческих религий, помещало именно человека в центр творения. Хотя классическое и христианское искусство изображали человека каждое посвоему, и то и другое выделяли его в ряду всего сущего.

Разрушение объявшей огромное пространство материальной и экономической структуры Западной империи привело к возникновению совсем другой Европы. Империя еще была чем‑то вроде призрачного эха, однако римские города в основной массе уже опустели (за исключением тех, что функционировали как центры церковной жизни), и Запад превратился в территорию сельского хозяйства, державшегося исключительно на локальной инфраструктуре. Многие исследователи придавали серьезное значение этой дезурбанизации — население Рима, достигавшее когда‑то максимума в 1 миллион человек, к VII веку сократилось до 20 тысяч, а треть итальянских городов обезлюдела полностью, — однако римские города создавались с целью, которая более не существовала. Для Европы было необходимо вернуться к доимперскому устройству, дабы заново отстроить процветание. При этом мы не должны видеть в восторжествовавшем регионализме или переходе к сельскому существованию приметы невежества и социального разложения. Хотя общеевропейский объем производства упал, сельская жизнь в раннем Средневековье имела свои преимущества: отсутствие вмешательства извне, крепкая и устойчивая система внутриобщинных отношений, гарантии от крупномасштабного голода, относительная безопасность. Легенда о живущей в мире и спокойствии империи, после смерти которой наступили века распрей и раздоров, не произвела бы никакого впечталения на жителей бесчисленных сельских поселений, которые были рады скинуть с себя политическое и налоговое бремя Рима.

Не считая правильным ставить знак равенства между распадом Западной империи и деградацией, некоторые историки последнего времени выдвигают теорию, согласно которой расцвет империи отмечался «интенсификацией» активности в определенных центрах, а закат — ее «понижением», или рассредоточением. Например, тогда как Рим терял свое влияние и население, Константинополь превратился в крупнейший город Евразии. Культурная, экономическая и политическая жизнь на Западе перетекла из городов в сельскую местность, и по тому же пути пошло христианство — монастыри сделались центрами сельской, а не городской жизни, а короли и аристократия обитали преимущественно в охотничьих замках и загородных поместьях. Первые монастыри Западной Европы были основаны в 415 году близ Марселя, а в 540 году св. Бенедикт утвердил свод правил для крохотной общины, обосновавшейся в высокогорном Монте–Кассино. Кое‑кто из основателей монастырей считал недостаточным просто жить в сельской среде — по их убеждению, подлинную близость к Богу можно было обрести только в самых безмятежных и максимально отдаленных уголках земли. Монастырские общины возникали на островах у ирландского побережья и постепенно на всех островах к западу от Шотландии, включая знаменитую общину Колумбы на острове Иона, после чего столь же изолированные общины рассеялись и по другим местам — например, на Линдисфарне, или Священном острове, неподалеку от северо–восточных берегов Англии. Монахи вовсе не спасались от языческих преследований, они просто желали провести жизнь где‑то «посередине между небом и землей».

Они приближались к Богу, погружаясь как можно глубже в мир природы — в этом сказывался их подлинно кельтский инстинкт.