Цивилизация, притворяющаяся страной. Ведущие западные аналитики о России

Эта ситуация изменилась с приходом Владимира Путина. При нем Россия неожиданно для всех начала свое грандиозное восстановление, что дало ей ресурсы и уверенность для реализации более активного политического курса, направленного против того, что воспринималось Москвой как попытки США утвердить свою гегемонию. На протяжении первых двух своих президентских сроков Путин стремился «сдерживать» США в трех направлениях: (1) он выступал за идею утверждения Совета Безопасности ООН как единственного института, который может санкционировать использование силы (если она используется не в целях самообороны), и старался вынести ключевые вопросы международной повестки на обсуждение в рамках Совета Безопасности, где Россия могла бы препятствовать реализации американских инициатив или повлиять на них в процессе их формулирования; (2) он выстраивал коалиции с целью ограничить пространство США для маневрирования, выступив одним из инициаторов создания БРИКС для снижения доминирующей роли Запада в управлении мировой экономической системой и создав вместе с Китаем Шанхайскую организацию сотрудничества для сдерживания деятельности США в Центральной Азии; (3) он стремился выстроить партнерские отношения с США на основе обязывающих соглашений, которые бы ограничили США в выборе действий и сделали бы их более предсказуемыми для Москвы. Эти три опоры российской внешней политики сохранялись и в период президентства Дмитрия Медведева, хотя последний представлялся более благоприятной фигурой в глазах Вашингтона.

Вернувшись на пост президента в мае 2012 года, Путин вывел противодействие американоцентричному мировому порядку на новый уровень, добавив ценностное измерение. Он начал выступать с критикой упадка Запада, порицая его за отход от «христианских ценностей, которые лежали в основе западной цивилизации», в том числе и нормы половых взаимоотношений. В то время как некоторые российские деятели продвигают евразийские ценности, противопоставляя их европейским, Путин отстаивает традиционное понимание европейских ценностей в противовес западной постмодернистской их интерпретации – с оглядкой на поддержку со стороны глубоко консервативного российского общества, другие более традиционные общества и даже консервативные сегменты западных обществ.

Последним брошенным Россией вызовом мировому порядку – в нарушение одного из фундаментальных его принципов – стал захват Крыма. Большое беспокойство вызвало заявление Путина о том, что Россия будет «всегда защищать интересы [этнических русских и русскоговорящих на Украине] политическими, дипломатическими и правовыми способами». Несмотря на то, что свои намерения Путин географически ограничил Украиной, непосредственные соседи России со значительной долей русскоговорящего и этнически русского населения увидели в этих словах угрозу для себя, осознавая, что сказанное может относиться и к ним. Более того, абсолютизация права защищать интересы отдельной этнической или культурной общности может ввергнуть в кризис весь мир, включая Европу, где большинство государств являются полиэтничными.

Один только этот вызов американоцентричному мировому порядку мог бы стать серьезным поводом для американской политической элиты проводить более жесткий курс в отношении России. Однако украинский кризис негативно сказался и на американо-российском взаимодействии по другим функциональным и геополитическим вопросам. Ни по одному из этих вопросов, за исключением тех, которые касаются постсоветского пространства, российская и американская точки зрения не являются кардинально расходящимися или непримиримыми. Однако различное понимание сущности международных проблем, целей и тактики их решения усложняет российско-американские взаимоотношения и вынуждает США проводить менее решительную политику.

Показательным примером в этом свете предстает иранская проблема. Последние десять лет Россия предотвращала введение антииранских санкций Советом Безопасности ООН, за которые выступали США. Россия не заинтересована в том, чтобы наносить вред стране, уважающей ее интересы, потому что Москва не считает, что предотвращение появления у Ирана ядерного оружия, является главным приоритетом – в отличие от США. Другим мотивом позиции России было нежелание способствовать планам США по смене режима в Тегеране. Аналогичные расхождения наблюдаются в подходах по другим ключевым международным вопросам последних 10–15 лет, включая Сирию и Ирак в регионе Большого Ближнего Востока, Северную Корею в Восточной Азии, а также по проблемам нераспространения и борьбы с терроризмом. Все возникающие форматы сотрудничества по ним реализовывались в логике соперничества.