На востоке Европы в самом разгаре погоня за ростом населения, и идет освоение внутренних и внешних окраин, — еще не обретен территориальный баланс. Только здесь география государств подвергается непрерывным изменениям. Это ведет к краху старых территориальных образований, таких эфемерных государств, как Священная Римская империя и Польша. Польшу (850 тыс. кв. км), конфедерацию сеймов и магнатских республик, то есть 10 тыс. крупных поместий, ждут три раздела (1772,1793,1795). Последующее формирование польского национального государства началось с предварительной ломки этой политической системы, соответствующей X веку на западе. На столь огромном и неопределенном пространстве ни одно государство не могло стать Иль-де-Франсом или Пруссией, поэтому нападение извне оказалось роковым — оно же стало спасительным. Священная Римская империя напоминает Польшу как по площади, так и по политическому устройству. Однако, в отличие от Польши, германский мир стал свидетелем появления крупных территориальных образований: обширной, хотя и децентрализованной Австрии и не столь протяженной, но более удобно расположенной Пруссии, — которые стали предвестниками пространственной организации, более соответствующей потребностям экономического роста.
Священная Римская империя непрерывно теряла те остатки своей политической сущности, которые удалось сохранить после демографической катастрофы 1630—40-х годов и Вестфальского мира (1648). Традиционная напряженность по религиозному признаку (протестантская Германия — католическая Германия) между севером и югом, вполне во вкусе эпохи Просвещения (эффективность/просвещение — мракобесие/аморализм), отнюдь не способствовала сохранению имперского мифа. Столь же суровые, сколь и несправедливые инвективы Николаи в адрес Баварии выражают именно презрение севера по отношению к югу: «В Баварии настолько же много монастырей и попов, насколько мало там школ»; суждение несправедливое, как и аналогичное высказывание Рисбека, сделанное семь лет спустя, в 1788 году. Католическая южная Германия мстит в своем духе и в ущерб себе самой, отвергая все, что происходит за ее пределами. Геллерт, Клейст, Клопшток, Виланд, Лессинг, Кант и молодой Фихте не были ее современниками. В культурном плане есть основания говорить о двух несообщающихся хронотопах. Север, завлекаемый прусскими соблазнами, не может простить католическим землям юга, что те смотрят в сторону Австрии.
Остатки империи окончательно разваливаются в начале XVIII века под тяжестью Австрии, ставшей по большей части придунайской. «С 1648 по 1707 год действительно предпринимались попытки вести имперскую экономическую политику» (Ф. Дрейфус). Тексты, изданные с 1676 по 1689 год перед лицом французской угрозы, были призваны установить единые правила торговли, которые применялись бы во всех землях империи. В наши дни Ингемар Бог отважилась нарисовать смелую картину, изобразив что-то вроде общего рынка. Ну а Лейбниц? Он действительно был современником Спинозы и Локка. Спиноза бросил свой «Трактат» на помощь проигранному делу республиканской партии; Локк был теоретиком победы «Славной революции», а Лейбниц, иренист, примиритель противоречий, изобретатель исчисления бесконечно малых, вел борьбу за империю: в основе его мысли лежал политический вызов. Лейбниц был величайшим, но не единственным: долгие годы юристы старались дать юридическое определение империи, на это была брошена целая бригада юрисконсультов. В их числе были Райнкинг, Зекендорф, Арамайс, Лимнайс, Конринг, Хемниц, Пуфендорф… и Лейбниц. Расширение Австрии вниз по Дунаю разрушало имперскую мечту. Антиавстрийская партия набирает силу. X. Хеннигес в своих Meditationes ad Instrumentum Pads Caesareo-Suecicum («Размышления о достижении мира между кайзером и Швецией»; десять толстых томов, изданных с 1706 по 1712 год в Галле, в зоне прусского влияния) обрушивается на имперские порядки: «…Семилетняя война со всей определенностью выявила наличие внутри Империи юридического конфликта. Анти-имперские памфлеты растут как грибы, попадаются даже переиздания антигабсбургских сочинений времен Тридцатилетней войны».