Цивилизация Просвещения

Локк дал теоретическое оправдание «Славной революции» 1688 года, выделив ее в особую категорию. Точно так же он теоретически обосновал английскую религиозную практику, обусловленную многообразием форм английского протестантизма. Здесь, в отличие от Франции и Италии (или, позднее, Австрии при Иосифе II), речь идет не о том, чтобы ограничить посягательства независимой духовной власти на политическую власть — английская Церковь именуется «установленной законом протестантской Церковью Англии», — но о том, чтобы установить пределы, до которых может простираться ее законодательная роль. Итак, Локк ищет теоретическое обоснование дважды ограниченной веротерпимости в практике вигов, веротерпимости в рамках Bible Kingdom. Монарх не должен вмешиваться в верования своих подданных, «кроме как в случаях, когда эти верования выражаются в действиях, противных целям гражданского общества»: папизм, который — вспомним Пороховой заговор — подталкивает иностранные правительства к вторжению, атеизм, то есть отказ от Бога библейского Откровения в его широком или узком понимании (от фундаментализма — через все оттенки ортодоксии — до крайнего либерализма), потому что Бог, и только Бог — в этом и сила и слабость отказа от веры во врожденные качества — создает те естественные права, соблюдение которых является целью и оправданием гражданского общества. Хотя отказ от исторических параллелей и изощренность договора в известной мере противопоставляют Локка Спинозе, нет никаких сомнений, что мысль Локка вытекала из наблюдений за английской политической практикой и передавала в руки вигов законченную всеобъемлющую программу.

Экстенсивный переход от английской политической практики к универсальной теории познания, ментальный атомизм, сводящий мысль к простой сумме данных, привели к созданию философии, связанной уже не с научным представлением о вселенной, а с системой государственных институтов и практикой их функционирования. Таким образом, ЛоКк позволяет нам оценить масштаб, последствия и опасности интеграции новых понятий внутри картезианской парадигмы.

Лейбниц (1646–1716), лютеранин по вероисповеданию, еще более велик, чем двое других, пусть его влияние и было меньшим. В 1670 году он стал советником Верховного суда католического курфюршества Майнца. Будучи направлен в 1672 году во Францию с дипломатической миссией, он возвращается в Германию, побывав в Англии и Голландии, и становится библиотекарем герцога Ганноверского. Несравненный математик, быть может, величайший математик своего времени — его метод исчисления бесконечно малых значительно совершеннее метода Ньютона, — он посвятил часть своей жизни собиранию исторических источников, касающихся Брауншвейгского дома (Scriptores rerum brunswicensium illustrationi inservientes — «Писатели, для изображения деяний Брауншвейгских полезные»; 1701). Этому объединителю воль мы обязаны также основанием в 1682 году в Лейпциге Acta еuditorum («Ученых записок»). Политической дальновидностью Лейбниц значительно превосходил и Спинозу и Локка. В то же время никто не может отрицать глубокую связь его деятельности с историей. Он из конца в конец пересек Священную Римскую империю и Европу во время турецкой угрозы, он вполне осознал опасности раздробленности; он стремился противопоставить им религиозный мир, союз между империей и всеми христианами. Подобный союз не может быть основан на атомистском упрощенчестве Локка. Лейбниц отвечает; комбинаторика, монады, понятие о бесконечности. Мысль Лейбница обращалась к фундаментальным проблемам его времени. Не отвергая ничего из аристотелевской традиции, сохраняя картезианский опыт, Лейбниц преодолевает противоречия бесконечной вселенной. Исчисление бесконечно малых знаменует собой почти столь же важный этап в истории мысли, что и Декартово «Рассуждение…». Одновременно мысль Лейбница может быть применена к гораздо более сложным политическим проблемам. В своем стремлении к порядку и комбинаторному приумножению он никогда не отделял политическую судьбу германской туманности и расколотого христианства и трудности, обусловленные невероятным умножением знания.

Голландская республика, ограниченная монархия, движущаяся к славному компромиссу 1688 года, немецкая мозаика и противоречия, вызванные отступлением христианства перед лицом наглядной реальности территориальных государств, были в центре внимания властителей дум эпохи Просвещения. Будет ли излишним сказать, что политическая реальность 1680—90-х годов была для идеологии просветителей тем же, чем были ремесло инженера-гидрографа и астрономия (после Тихо Браге) для эпохи механистической революции — в 1620—1650-е? Около 1670—1680-х годов государство оказывается в центре теоретических размышлений — и остается там навсегда.

Английская модель неустанно пропагандируется во Франции на всем протяжении первой половины XVIII века величайшими из великих: Вольтером и Монтескьё. Партия философов не отвергает французскую политическую систему.