Цивилизация запахов

Но нелегко обнаружить что-то более странное, чем менструации женщин. Когда они в таком состоянии близко подходят к молодому вину, оно киснет, зерновые культуры вследствие их прикосновения перестают плодоносить, привои погибают, ростки в садах засыхают, плоды деревьев, под которыми они посидели, осыпаются, блеск зеркал от одного их взгляда тускнеет, оружие притупляется, слоновая кость теряет свою прелесть, пчелиные улья гибнут, даже медь и железо тотчас ржавеют и приобретают зловонный запах, и собаки, полизав их, впадают в бешенство, а укус их пропитывается неисцелимым ядом[134],[135].

Женщина, дурно пахнущая по своей природе и окруженная тревожным ореолом, во время менструации становится пугающей. Такая концепция обеспечивает господство самцов над самками: со времен Древней Греции женская роль сводится к ублажению хозяина и рождению детей. Запах женщины противоречив, чего не скажешь о мужских запахах. Он обладает мощной привлекательной силой, но еще сильнее отталкивает мужчин, когда у женщины менструация, когда она больна или когда постарела. В одном существе уживается странная смесь сексуальной притягательности и страха смерти. В 1924 году в своей работе «Таласса, опыт генитальной теории» Шандор Ференци, последователь Фрейда, утверждает, что мужчины совокупляются с женщинами, потому что от женских гениталий пахнет селедочным рассолом, и что таким образом они пытаются попасть на свою прародину, в океан[136]. Псевдонаучная формулировка попросту напоминает о том, что в воображении западного человека неприятный вагинальный запах ассоциируется с запахом рыбы. Французское просторечие сохранило следы этого: проститутку часто называют треской, а ее сутенера — скумбрией.

В XVI и XVII веках это явление было в центре внимания. Врачи утверждали, что неприятный запах, исходящий от женщины, намного сильнее исходящего от мужчины, что нисколько не мешает ему желать ее. Усиливается страх перед менструацией. Старухи же, у которых уже нет менструаций, парадоксальным образом обвиняются в распространении ужасной, чуть ли не дьявольской вони, что объясняет коллективную боязнь ведьм, приговариваемых к сожжению на костре. Что же касается кокеток, стремящихся спрятать под духами свой специфический запах, считающийся отвратительным, то они попадают под огонь критики со стороны представителей духовенства: таких женщин упрекают в желании нарушить божественный ход вещей, чтобы легче было соблазнять мужчин. Распространение ольфактивных табу гораздо сильнее, чем раньше, демонизирует дочерей Евы. Убежденные в своей неполноценности, стыдящиеся своей природы, женщины переживали тогда один из самых антифеминистских периодов в европейской истории.

Демонизация запаха женщины

По мнению нидерландского врача Левинуса Лемния (1505–1568), автора одного очень известного труда, написанного на латыни и переведенного на многие языки, «женщина полна экскрементов, а из‐за ее цветов (менструаций) от нее исходит неприятный запах, а также в ее присутствии все портится, разрушаются естественные силы и способности всего сущего». Как и Плиний Старший, автор полагает, что контакт с менструальной кровью губит цветы и фрукты, слоновая кость от нее тускнеет, оружие тупится, собаки становятся бешеными. Вслед за Генрихом-Корнелием Агриппой он добавляет к списку катастроф почернение льна, выкидыши у кобыл, бесплодие ослиц, в более широком смысле — невозможность зачать; кроме того, пепел от простыней, запятнанных менструальной кровью, обесцвечивает пурпур и цветы. Лемний утверждал даже, что женский запах вреден. Развивая античную гуморальную теорию, он полагал, что это связано с холодностью и влажностью, свойственным женскому полу, тогда как «природное тепло мужчины насыщено парами, нежно, приятно и полно ароматов». Приближение такого тошнотворного создания, добавляет он, высушивает, пачкает и делает черным мускатный орех. Коралл при контакте с ним бледнеет, а если его носит представитель мужского пола, становится ярче[137].