— Очень люблю. Больше жизни люблю, государь.
— А плавать?
— Рыба любит не больше, чем я…
— Грести умеешь?
— Меня пустить, так я до Константинополя догребу, — оживился Цотнэ, ободрённый вопросами царя.
— На больших кораблях приходилось ли плавать?
— Плавал, государь. И на военном корабле бывал. Но по малолетству руля мне не доверяли и управлять кораблём не умею.
— Морской бой приходилось видеть?
— Нет, государь, откуда? У нас военных кораблей нет. В нашем море господствуют греческие и венецианские галеры.
— Правильно, Цотнэ. У нашего государства до сих пор не было военных кораблей. Да и не было в них нужды. — Царь опять задумался, желая что-то сказать, потом вернулся к прежнему разговору. — А ты знаешь, что лучшими моряками у греков были ваши соплеменники, лазы?
— Слышал от отца, государь. Пока лазы верно служили греческим императорам, чужеземные суда без ведома Константинополя и/носу не показывали в Дарданеллы и Босфор. Но потом зазнавшиеся греческие цари невзлюбили окраинные народы своей империи, начали их притеснять. В это время царица царей Тамар основала Трапизонское царство. Лазы отложились от Константинополя. Что произошло в результате этого, ты знаешь. Венецианцы легко разбили греков на море, уничтожили их корабли и, почти не встречая сопротивления, вошли в Босфор.
Царь вернулся к прежнему разговору:
— А в Трапизона и Константинополе ты бывал?
— Нет, государь, когда же?..
— И я не бывал. Блаженной памяти наша мать всё думала отправить меня в Рим для заключения тайного союза с папой римским. Оттуда я должен был поехать в Иерусалим, доставить дары и помолиться в святых местах. Но пока я был отроком, на путях к Иерусалиму было неспокойно, и она не решалась отпустить меня, а когда я возмужал, то лишился матери. Теперь я сам стал венценосным царём, теперь куда хочу, могу отправиться по своей воле. Поездка в Рим и Венецию необходима, но туда поедут мои послы. Сам я могу вступить в Иерусалим не иначе, как во главе победоносных грузинских войск. Вступить в город Христа и предать кости моей богобоязненной матери святой земле, освобождённой грузинскими войсками.
Увлёкшись мечтами, царь говорил возбуждённо. Потом вдруг поглядел на Цотнэ и, спохватившись, не сказал ли чего лишнего, замолчал, улыбнулся сыну одишского князя, пытаясь рассеять неловкость.
— Мечты далеко унесли меня. А главного я и не сказал. Вот справим годовщину смерти великой Тамар, и собираюсь посетить Одиши. Давно хочу повидать твоего отца.
— Неужели удостоимся такого счастья? — обрадовался Цотнэ.
— Я виноват перед правителем Одиши. До сих пор ни разу не навестил верного слугу, послужившего нашему трону и потерявшего зрение. К тому же у меня дела в Лихт-Имерети.
— Государь один изволит пожаловать в Одиши, или сестра царя тоже облагодетельствует нас?
— Нет, на этот раз я буду один. В сопровождении нескольких приближённых.
— Верно, государь разрешит мне заранее уехать в Одиши дабы предупредить родителей и подготовиться к приёму столь желанного гостя?
— Этого как раз и не следует делать. Я ещё скорблю, и не подобает мне разъезжать по пирам. Приказываю тебе, чтобы о нашей сегодняшней беседе и о моей поездке в Одиши никто не знал.
— Воля царя — закон для верного раба. Пусть моя молодость не смущает властителя. Царские слова я похороню в сердце и буду хранить как святую тайну.
Лаша приподнялся, чтобы встать, Цотнэ тотчас вскочил.
— Увидимся на годовщине смерти царицы. Тогда же условимся о дне выезда.
Царь протянул руку. Цотнэ облобызал её и преклонил колено.
Ещё не пропел петух.
Из летней Дигомской резиденции в сопровождении пяти слуг выехал царь. С ним были его визири — Мхаргрдзели и Ахалцихели, а также наследник одишского правителя.
Царь ехал впереди.
Немного поодаль следовали приближённые. Между Мхаргрдзели и Ахалцихели ехал на породистой кобыле маленький тщедушный человек. Визири вполголоса беседовали с ним. Ехавший невдалеке от них Цотнэ никак не мог понять, о чём они говорят, он только изредка мог расслышать некоторые слова и догадывался, что разговор идёт на греческом языке.
В этой, обставленной тайной поездке, всё поражало Цотнэ. Сначала распространился слух, будто царь едет в Кахети на храмовый праздник Алаверды. Как бы в подтверждение этих слухов в Кахетию из дворца заблаговременно двинулись гружёные верблюды и арбы. Но вчера ночью, в разное время, в Дигомскую резиденцию прибыли Цотнэ и царские визири. Теперь вот ещё не рассвело, они двинулись в путь. Наследник правителя Одиши гордился, что путешествует с царём и его прославленными визирями — Мхаргрдзели и Ахалцихели. Зрение и слух у юноши обострились. Он старался ничего не упустить, присматриваясь к поведению царя и его придворных. Но вот его внимание привлёк маленький человечек, ехавший между визирями. Он по-гречески рассказывал им какие-то весёлые истории. Не дожидаясь, когда засмеются другие, сам умирал со смеху. Человечек был похож на одишца. Шустрый и подвижный, он ловко сидел на лошади, сверкал живыми, маленькими глазками.
Немного погодя Шалва Ахалцихели оглянулся, осадил коня и уступил место Цотнэ.