Однако появились данные об успешном развитии русской программы строительства межконтинентальных ракет, что, естественно, вызвало нашу озабоченность. Таким образом, хотя прежняя оценка возможностей производства тяжелых бомбардировщиков в принципе не потеряла своей актуальности, изменение советской политики в области вооружения потребовало нового прогноза — как будет развиваться ракетное производство в ближайшие годы.
Планы могут меняться и даже превращаться в свою противоположность, поэтому разведка никогда не должна удовлетворяться достигнутым. Кстати, такие изменения бывают и у нас. Недавно мы скорректировали свои планы в отношении ракеты «Скайболт», что заставило советскую разведку изрядно поломать голову.
Советская ракетная программа, как и программа строительства тяжелых бомбардировщиков, претерпела немало превратностей. Советы быстро (во всяком случае раньше нас) смекнули, что ракеты — это оружие будущего и что успехи в космосе оказывают колоссальное психологическое воздействие на человечество. Они увидели это даже до того, как стало ясно: можно значительно уменьшить вес и размеры ядерной боеголовки, что позволит доставлять ее к целям, удаленным на гораздо большее расстояние, чем прежде. В Москве вскоре также поняли, что даже ракеты ближнего и среднего радиуса действия, учитывая географическое положение СССР, смогут сыграть важную роль в установлении советского господства в Европе.
Истоки ракетной программы Москвы уходят к концу Второй мировой войны. Советы внимательно следили за успешным использованием немцами ракет «Фау-1» и «Фау-2». Когда Красная Армия оккупировала Восточную Германию, советские власти приняли меры к тому, чтобы, во-первых, захватить как можно больше ракет и запасных частей к ним, а во-вторых, заставить работать на себя немецких ракетчиков — ученых и технических специалистов. Часть из них насильно вывезли в Россию, а некоторые поехали туда добровольно, заключив контракты.
Однако было бы ошибкой отнести советские успехи в области ракетостроения только за счет немцев. Сами русские давно занимались этим делом и быстро достигли высокой компетенции. Они не посвящали немцев в свои секреты и не разрешали им бывать на полигонах. Их держали за чертежными досками, выкачивая знания. Поскольку советские власти предполагали, что немецкие специалисты, возвратившись в Германию, несомненно, привлекут к себе внимание западных спецслужб, они не подпускали пленников к своим актуальным разработкам, чтобы те не стали носителями секретов. И действительно, наши разведслужбы на смогли извлечь ничего существенного из контактов с немецкими ракетчиками, побывавшими в России.
В первые десять лет после окончания войны мы мало знали о советской ракетной программе.
Чертежные доски ничего не расскажут, а ракеты ближнего радиуса действия не производили большого впечатления: они нас не достанут. И лишь когда мы стали применять новые технические средства разведки, а с 1956 года получать фотоснимки с помощью самолетов «У-2», в руки заждавшихся аналитиков начала поступать достоверная информация. Нетерпение было понятным, поскольку на них давило министерство обороны, отвечавшее за свою ракетную программу и противоракетную оборону. Планирование этой области занимает годы, и Пентагон считал, что в данном случае его обращение за помощью к Разведывательному совету вполне оправдано: получение достоверной шпионской информации о развитии ракетостроения в Советском Союзе могло бы ускорить решение проблем, над которыми бились американские ракетчики.
Полагаю, что я имею полное право сказать: разведка была бы счастлива, если бы ее освободили от дачи прогнозов, составленных по методу «гадания на кофейной гуще». Но военные требуют даже таких оценок — без них они обойтись не могут, — заявляя офицерам разведки: «Если вы не желаете снабжать нас оценками на ближайшее будущее, мы подготовим их сами. Однако ваши аналитики сделают такие прогнозы лучше нас». Отрицать это утверждение разведывательная служба не могла, ибо в противном случае ей пришлось бы признать свою несостоятельность.
Первые данные о производстве ракет в Советском Союзе мы получили не агентурным путем, а чисто аналитическим методом, оценив предполагаемый объем продукции в данный момент и ее возможное увеличение в ближайшем будущем. Плюс к этому надо было прикинуть, как Москва распределяет свой промышленный потенциал между различными видами вооружений. Какая часть его пойдет на ракеты? А на производство ядерного оружия? А что достанется тяжелым бомбардировщикам, истребительной авиации и наземной противовоздушной обороне? Что получит строительство подводных лодок? И в конечном счете: сколько будет выделено наступательным видам и сколько останется оборонительным?