Цугол (СИ)

Коля был счастлив, когда очередной день заканчивался, он был счастлив, потому что был жив. И он знал, что даже, если завтра он погибнет – он все равно будет жив, потому что в тех сотнях, десятках снарядов, которые Коля взорвал за свою службу, он сохранил жизни десяткам, а может быть и сотням его ровесникам-срочникам. Ни это ли жизнь? Ни это ли душа? Когда ты жертвуешь собой ради жизни другого? Ни это ли бессмертие? И ни в этом ли смысл жизни, который перечеркивает всю бессмысленную суету нашего существования?

Лежа на шконке, после отбоя, Коле стучал в висок дым воспоминаний прошедшей зимы. В «теплых» сердюковских бушлатах довольно быстро становилось холодно, причем холодно в лучшем случае. Гораздо чаще, ты уже не чувствовал от обморожения ни рук, ни ног. Бродя после переноса снарядов, он уже не чувствовал даже усталости, только вот как капля камень долбила мысль о том, что скоро двигаться будет невозможно. Перебравшись через окоп, ему с трудом чудом удалось нащупать коробочки с порохом на дне. Благодаря привычке курить, спички всегда были при нем; бороться за их наличие, искать их вошло в норму жизни. Обложив, обмороженные пальцы ног порохом, он чиркнул спичкой и смог пошевелить ими после счастливой «термотерапии». Бороться за выживание здесь на Цуголе, да и в армии вообще было в порядке вещей. Прижатый к стенке гранитом обстоятельств, ты подспудно включаешь сообразительность и прославившую русского солдата во всем мире смекалку, воспетую еще Суворовым.

Сон был коротким. Утром, нахватавшись черного хлеба и выпив горячего чаю надо было выдвигаться в сторону запланированных осмотрительным командованием саперных работ. Сегодня тот самый молодой лейтенант, оппонент Огнева, по фамилии Збруев взял его с собой тянуть шнур ко взрывателю. Куцая здешняя природа была щедра на сильный пробирающий до костей ветер, даже по утрам, так что в зимних бушлатах было по-летнему холодно. Солнце вставало медленно, почти к полудню. Почти всякий, кто бывал здесь, чувствовал, что вместе с восходом солнца, восходила и сама жизнь в этих краях. Поднимался чудовищный ветер под самый восход, будто гнавший живительное светило быстрее на свое место – мол, замерзают люди, давай ускоряйся. Небо отображало борьбу рассвета с уходящей ночью. Солнце задавало пульс жизни этой местности и хорошо, когда он оставался размеренным.

Наблюдая это, лейтенант Збруев вел своего подчиненного в нужный окоп. Ступив на бруствер ближайшего окопа, он услышал от старослужащего «Стопэ, дядя!» – «Ты не попутал, сынок?» – «Виноват, товарищ лейтенант!» – «С виноватыми сам знаешь, что делают! Катись пока цел на разгрузку, а то ближайшая партия цинков будет твоей!». Не успел Збруев окончить свое обличение, как борзого «деда» уже и след простыл. Пройдя еще несколько окопов, они оказались на месте. Требовалось спуститься вниз. Збруев хотел отправить Колю, но помня вчерашний инцидент с Монгушем, поостерегся. «Нет уж! Пуская меня на дисбат, но солдат беречь надо. Огнев-собака еще доиграется!», от этой мысли лейтенанту Збруеву как-то повеселело, пробивались еще сквозь две звездочки на погонах ростки милосердия и сострадания, заматерелость бывалых офицеров не могла заглушить молодой совести выпускника элитного военного инженерного училища. «Вот что, Парамонов!» – кинул он Коле, «За мной!». Они спустились в выкопанное укрытие, где была нужная катушка, да и груда всего, набросанного в спешке уходившими такелажниками, да саперами. Неподалёку от катушек лежали снаряды для МТ-12, да несколько гранат РГД-5. Лейтенант сам полез за заваленной катушкой – вдруг, внезапно раздался сильный грохот от взрыва неподалеку. Взрыв был настолько мощный, что лейтенант упал и в падении уронил ящик с боеприпасами. В последний миг, увидев падающий ящик, Коля произнес «Господи!», и над ним пронесся мощный шквал разрывающихся боеприпасов.

Коля нащупал в тумане лейтенанта: «Товарищ лейтенант, вы живы?» – «ААА!! Живвв! Коля!» вырвалось у Збруева с ранеными ногами. «Идиии… я… мне… оставь…» – лейтенант явно начинал бредить, болевой шок и агония делали свое. – «Нет, своих не бросаем, товарищ лейтенант!». В этот момент раздался оглушительный взрыв. Взорвали новую партию боезапасов неподалеку от окопа. Коля со Збруевым повалились на землю, контуженные, погрузившись в беспамятство, они потеряли сознание.

Когда Коля пришел в себя, почувствовав под собой лужу крови. «Всё! Труп!» – подумалось ему. Он с трудом встал и увидел истекавшего кровью, стенающего Збруева. «Товарищ лейтенант, вы живой?», спросил Коля, но лейтенант был без сознания, правда, к счастью, дышал, точнее, стонал от боли. С неимоверными усилиями, встав, он поднял Збруева, и потащил его наверх. Потом, изо всех сил, на своих плечах донес лейтенанта до бруствера и упал в изнеможении.