— Скажи Ральфу, чтобы он помог тебе нести Лейкрикса, — «сказал» немой Иффрижду.
— А ты?
— Я свяжу Хорлео и буду ждать братьев наверху.
— Один? Нет! Это опасно.
После непродолжительных размышлений немой согласился, что Иффридж всё же вернётся наверх сразу, как поможет Ральфу с профессором. Ни один из них не умел толком стрелять, но, в отличие от пришельца, немой даже не смог бы попытаться, так как его скрюченные пальцы едва бы пролезли в скобу спускового крючка.
Иффридж и Ральф осторожно спустили профессора по ступеням. Внизу, как и предполагал Оливер, была целая система подземных коридоров. Один из них звучал голосом Габино:
— Быстрее! Пойдёмте! Сюда! Там есть необходимые препараты.
Миновав приличное расстояние, они оказались в подвале какого-то здания. Иффридж сразу предположил, что если это, действительно, префектура, как говорил немой, то тут наверняка будут люди и охрана.
— Нас здесь могут заметить? — спросил Ральф, которого, похоже, беспокоили те же мысли.
— Со мной нет. Я знаю, куда идти, профессор Лейкрикс всегда пользовался отдельным ходом.
— Повезло нам с вами, — искренне сказал Ральф, но почему-то встретил неодобрительный взгляд сторожа.
Выйдя к лестнице, Габино повернул вниз, где, как показалось остальным, должен был быть тупик, но на полпролёта ниже притаился лифт, специально скрытый от посторонних глаз.
— Давайте, приложите его руку.
Двери лифта распахнулись, Габино нажал одну-единственную кнопку, и кабина поехала вниз. С каждым метром Иффриджу казалось, что в лифте становится всё холоднее и холоднее. Он сначала списал всё на волнение, но вскоре понял, в чём дело.
Они спустились в криокамеры. Выйдя из лифта, они сразу оказались в ангаре хранения «спящих» — так называли людей, принудительно подверженных крионике. Рядами с узкими проходами в несколько уровней были установлены капсулы с людьми.
Иффридж и Ральф замерли в оцепенении, а Габино спокойно двинулся вперёд, лавируя между капсул, то и дело напоминая о себе:
— Ну, где вы там? Пойдём же!
Неуверенными шагами Иффридж и Ральф проходили мимо капсул, со страхом заглядывая за стекло, будто ребёнок, боявшийся впервые взглянуть на покойника. Внутри капсул лежали побелевшие от холода люди, мужчины, женщины, молодые и не очень. Над каждой светилась скромная индикация: дата крионики, данные замороженного, его текущие параметры.
У Иффриджа от вида этих безжизненных тел шёл мороз по коже. Ему хотелось побыстрее отсюда убраться. Он прибавил шаг. Догнав Габино, он рискнул спросить:
— И много их тут?
— Около десяти тысяч, — с абсолютным безразличием ответил сторож.
— Сколько?! — не поверив, воскликнул Иффридж.
— Это ещё ерунда! Если посчитать всех, кого увезли на Льдину, то там счёт уже идёт на сотни тысяч, если не на миллионы.
— На льдину?
— Да, это построенная где-то станция для хранения спящих. Вот туда лучше не соваться! Там холод, снег и страшный ветер. Но зато не нужно тратить бесценную электроэнергию.
Они шли и шли, а капсулы всё не кончались. У Иффриджа закружилась голова. Слева, справа, сзади, впереди, повсюду тела, лежащие в морозилке, одновременно живые и абсолютно погибшие.
Наконец, они добрались до пункта назначения — места, где производились операции. Где тепло живого человека обращали в лёд. Профессора Лейкрикса положили на стол, похожий на хирургический. Габино тут же им занялся с видом бывалого профессионала. Иффридж даже не стал спрашивать, что он собирается делать. Ему было на это наплевать. Он с ужасом представлял, что ему придётся идти назад, через это сонное ледяное царство. Однако он не успел и шагу ступить, испытав одновременно и облегчение, и удивление после того, как увидел в проходе Оливера. А затем страх и панику, заметив его поднятые вверх руки, и приставленный к затылку «баллестер-молине».
«И почему нельзя делать нормальные автобусы?» — подумал про себя Саша, едва чувствуя замерзшие ступни.
«Холодно, всё гремит, каждая кочка — как проверка на прочность рессор и моего позвоночника. И вот это великолепие я ждал на полуразрушенной остановке сорок минут! Просто потому, что ни на чём туда больше не добраться… Ладно, это того стоит».
Автобус, жалобно скрипя тормозами, остановился возле гнилого столба с покосившейся табличкой с буквой «А». Так здесь обозначалась остановка. Никто, кроме Саши, не вышел. Никто не вошёл. Вокруг вообще никого не было. Вдалеке, в нескольких десятках метров, виднелся тусклый свет от фонаря, который мог осветить разве что собственную тщету. Но из-за абсолютной белизны окружавших его сугробов скудным лучикам света негде было найти свой покой, и они растекались в разные стороны, давая шанс разглядеть занесённые тропы.
Порой от ветра фонарь трясло так, что складывалось ощущение, будто сугробы вокруг ожили и вот-вот утянут тебя с собой в белоснежную хлябь. А лающие вдалеке собаки будто предупреждали: не подходи — тебя тут не ждут.
Саша знал, что эти ощущения обманчивы. Там живут прекрасные люди. Их мало, они почти все старые, но такие настоящие, добрые. Он радостно ворошил снег под ногами, с нетерпением ожидая встречи с родственниками.