Цугцванг

Заглянула в его лицо и стала перебегать глазами с одного зрачка на другой, будто решая, какой ей больше нравится. Саша был готов разрыдаться, но держался из последних сил. Ли-а решила немного заболтать его и заодно попытаться примирить его с чужим, неприветливым миром.

— Почему тебя так пугает этот «другой мир»? Что в нём такого, что не поддавалось бы пониманию?

— Всё, — с трудом ответил Саша.

— Но ведь вы сами вышли за рамки привычного вам мира, оказавшись в «другом» мире!

— О чём ты? О телепортации? Это другое. Я уснул, проснулся в другом месте, где почти всё было как на Земле.

— Но ведь не всё. Что, вообще, для тебя другой мир? — неожиданно спросила Ли-а, и, не услышав ответа, продолжила: — Если мир называют «другим» — это означает, что он не имеет никаких материальных, осязаемых нами взаимосвязей с привычным миром, в котором мы родились.

— Так.

— Ты стремился передвигаться пешком, чтобы воспринимать преодолеваемое расстояние привычным образом, не через «другой мир», к которому мы привыкли и который нам стал вторым домом. Но разве ваша «телепортация» — не то же самое? Разве в тот момент, когда ты, уснув в самолёте, приземляешься в другом конце света, ты не оказываешься в другом мире? И в чём отличие наших амфер от вашего метро? Ты спускаешься под землю и появляешься в совершенно другой точке города. Люди так живут годами, даже не зная наверняка, один ли это город или, быть может, они живут и работают в разных мирах?

— К чему ты клонишь?

— Если ты не можешь своими глазами проводить каждый метр проделанного пути, то есть все основания называть пункт назначения другим миром. Или всё-таки всё куда проще, и дело исключительно в привычке?

Саша был шокирован. Ли-а чуть ли не слово в слово описала его давние впечатления, когда он впервые переехал в мегаполис на учёбу. Он, действительно, испытывал дискомфорт от поездок в метро, которые, как ему казалось, вырывали его из реальности, перемещали в пространстве, а взамен отнимали минуты, а иногда и часы его собственной жизни. Он поднимался, глядя на незнакомые огромные строения, и не понимал, где он находится и зачем.

Но слова Ли-а про привычку оказались не менее меткими, они зажгли в его сердце небольшой, тусклый огонёк надежды, что не всё здесь так ужасно. Ведь тогда, во времена его студенчества, он быстро привык и перестал обращать внимания на подземные перемещения. Его жизнь при этом не стала хуже, скорее, наоборот. Возможно и сейчас, это не что иное, как нежелание организма вновь привыкать к чему-то новому.

Ли-а уловила его мысли и решила, что сейчас лучше всего будет оставить его одного, дав возможность ещё раз всё обдумать и взвесить.

— Мне пора идти. Завтра я найду тебя перед стартом станции. Постарайся к этому времени определиться. И помни, твоё решение никак не повлияет на моё отношение к тебе.

Ли-а ушла, оставив Сашу наедине с необходимостью принимать, возможно, труднейшее решение в жизни. Он был не в силах её остановить и только проводил её взглядом, пока за ней не сомкнулись чёрные края разрыва амферы.

* * *

На Еве, в бывшем лагере лесорубов, прошёл очередной день, точь-в-точь повторяющий предыдущий. Михей и Анна пропадали где-то в лесу. Фёдор и Степан целыми днями слушали невероятные рассказы Ивраоскаря о его приключениях во времена, когда он был лазутчиком. Тибо всерьёз занялся изготовлением самогона из тростника и уже достиг некоторых успехов в виде мутной забродившей жижи. Марк и Тарас Петрович смастерили нарды и часами напролёт в них играли, периодически прерываясь на походы в лес за провизией. Николай без перерыва занимался исследовательской деятельностью, набрав столько материала, сколько у него не было за всю его научную жизнь.

— Петрович, ты сегодня сам не свой! Четвёртый раз мне проиграл уже! Что с тобой? — поинтересовался Марк, обеспокоенный плохой игровой формой старика и отсутствием малейшего азарта.

— Не выспался, — коротко ответил Тарас Петрович.

— Ещё одну?

— Давай.

Марк принялся шустро расставлять фишки по местам, но, увидев озадаченное лицо своего оппонента, еле-еле восстанавливающего расположение на доске, остановился и стал выяснять, в чём дело:

— Петрович, я твой друг, можешь мне всё рассказать. Тебя Фёдор довёл? Давай я его проучу!

— Не смей! Он мне почти как сын. Глупый, инфантильный, но чертовски хороший парень.

— Так что с тобой тогда?

— Так говорю же, не выспался я. Кошмары мучат который день.

— Что за кошмары?

— Да глупости! — отмахнулся старик и начал расставлять фишки. Но Марк продолжал настойчиво глядеть на него, принуждая к откровенной беседе. — Ты играть будешь, нет?

— Нет, пока не расскажешь, что тебя тревожит.

— Послушай, я не думаю, что стоит придавать этому значение.

— Не стоило бы, если бы это так тебя не беспокоило.

— Марк, сейчас вновь начнутся разговоры, что я умом тронулся.

Марк ничего не ответил, но продолжал молча сверлить старика взглядом, пока тот не сдался и не начал рассказывать: