Цугцванг. Два королевства

Омега не просто поражал своей красотой, будто под гипнозом он притягивал внимание и не отпускал. Его плечи укрывал королевский плащ с меховой опушкой, тот лился по спине как река крови, волочась по полу минимум футов на пять за ним. Ворот слепяще-белой рубашки расстегнут, демонстрируя длинную загорелую шею, ключицы и маленький островок груди. Лицо короля было будто вырублено в камне: никаких мягких линий сплошные углы и впадины. Единственным чувственным мазком на этом полотне были полные губы, пусть в глазах Бастиля, таких же синих, как и его собственные, и стоял невыносимый холод.

В нем читалось явное сходство с Валентином: фигура, грация и этот золотистый цвет волос, который сложно было отнести к блонду, но и русым не назовешь. Бастиль взял от его отца гораздо больше, чем сам Хаук. Но красота не так важна как то, что у него внутри. В его изящной голове.

Бастиль заметил, что Хаук его бесцеремонно рассматривает, но, к удивлению, проигнорировал настырный интерес и вальяжно присел на диванчик. Единственный альфа из свиты устремился к нему и опустился у ног, как домашний пудель, за что тот ободряюще потрепал его по макушке.

– Бертран, вы не поверите кого нам поймала Наннет… – глухо обронил Бастиль, обращаясь к кому-то из своих омег.

Некий Бертран сделал шаг навстречу. Хаук с удивлением отметил, насколько хорошо сложены все омеги, так словно с лошади не слезали с пеленок.

– О, я вижу, мой король, – ответил тот с усмешкой. – Как неосмотрительно отправлять второго в очереди на престол с отрядом в горы. И уж тем более так глупо выдавать себя.

Король, не глядя, погладил альфу по щеке и тот довольно потерся о его колено. Наряд фаворита не вызывал сомнений в его предназначении – шлюха-альфа, коих при иосмерийском дворе водилось немало. Ни капли гордости в глазах, лишь покорность и нега.

– Арнбранд всегда был сторожевой овчаркой Вальгарда, – заговорил Бастиль, так словно в комнате они были одни. – Дрался с упоением за каждую кость с его стола. Печальное зрелище…

Хаук едва скрыл рык, который хотел прорваться сквозь горло. Их цель была вывести его из себя и им это почти удалось. Ненависть, годами взращиваемая тысячами способов, клокотала внутри, как полный олова чан на огне. Но, прежде чем бросаться на них, стоило попытаться хотя бы в малости помочь своим собратьям по несчастью.

Сибилла заметила его настрой, приблизилась, и ткнула арбалет едва ли не в горло. Острие коснулось тонкой кожи под подбородком, оцарапывая.

– Ваше… Величество, – процедил Хаук, не глядя на нее.

– Да? – заинтересовался Бастиль.

– Ваше Величество, – едва не поперхнувшись словами, – я прошу снисхождения для моих воинов.

– И что же вы готовы предложить нам? – хмыкнул он.

Предложить? Хаук растерялся столь прозаическому вопросу.

– Свою жизнь?

Омеги, как и их король, в голос рассмеялись, трусливо переглядываясь друг с другом. Даже шлюшка у ног Бастиля хихикнула, неимоверно взбесив, будто Хаук превратился за секунду в уличного паяца.

– Ваша жизнь и так принадлежит нам, глупый. Вы – наш пленник. Наша собственность.

– Тогда чего же вы хотите от меня? Разве по иосмерийской традиции не положено продать пленника в Тхиен? Чем я отличаюсь от других? У меня ничего нет, чтобы предложить вам…

Бастиль скривил губы.

– Нам стоит озвучить таксу, дорогой кузен? – начал он, впервые напомнив об их родстве. – Вы единственный обладаете уникальным даром, Арнбранд, иосмерийской кровью. Если вы сдадите позиции и раскроете нам ценную информацию, мы помилуем и вас, и ваших людей. Мы отправим их без выкупа домой целыми и невредимыми, ну, а вы бессрочно останетесь нашим дорогим гостем. Нашим братом.

Хаук понимал, что это значит. Предательство. С губ Бастиля это звучало так обыденно, так понятно и просто… Но он не смог бы предать свой дом и свою семью. Кровь в его жилах была красной, а не тхиенской или иосмерийской. И Хаук готов был всю ее отдать за то, что считал для себя правильным.

– Этот вариант мне не подходит.

– Стоит предложить золото?

Хаук поморщился.

– Я не продаюсь.

Король в ответ на это заявление вульгарно фыркнул, словно все что происходило раньше было лишь красивым спектаклем. И Хаук быстро понял почему: различив пятна гнева на его щеках. Фривольный разговор был лишь затравкой к главному блюду, все они собрались чтобы выбить из него непокорность и, возможно, какую-то информацию.

– Вы просите милости, но говорите, что не товар, дорогой кузен? Тогда чем же вы можете нам послужить? Раскроете свою тесную пещерку для одного из моих друзей? – Бастиль кивнул головой на омег, которые продолжали стоять в отдалении. – Или поможете стряхнуть пыль с моих туфель своим языком?

– Боюсь, что не обладаю сноровкой ни в том, ни в другом… – Хаук запоздало догадался, что нужно склонить голову. Хотя бы сделать вид, что его предыдущая просьба имеет униженный оттенок. Пусть варианты предложенные Бастилем были вопиющими и все нутро Хаука воспротивилось происходящему.

Лизать туфли или отдаться омеге? Какой альфа на это пойдет? И неужели омегам подобное доставляет удовольствие?