Цугцванг. Два королевства

Хаук не понимал, что все это значит. О каких алмазах они толкуют? Но король отпускал его с маркизом и это говорило о том, что ему дадут встать. Хотелось убраться из этой комнаты как можно быстрее и забыть о произошедшем. Но первым всегда уходил король, поэтому присутствующие ждали, пока он закончит аудиенцию.

Бастиль не стал устраивать церемонию прощания с целованием королевского герба на перстне, просто вышел в противоположную от спальни дверь.

Глава 2

Думать, что все закончено с уходом короля было искренне глупо с его стороны.

Когда Хаука вывели и связали за спиной руки, маркиз окатил его испепеляющим взглядом. И без слов становилось понятно, что он ему не благоволил и был готов, как Сибилла – загнать в него тысячу стрел разом.

– Вы хотя бы понимаете, какую честь оказал вам король? – прошипел он, когда Хаука доставили в его новую спальню.

Кровать, сундук и стол со стулом у окна. Никаких гобеленов, картин или позолоченных люстр – просто и аскетично. На толстой дубовой двери с внешней стороны находился засов, а с внутренней замок, но вряд ли кто-то дал бы ему ключ.

– Честь? – уточнил Хаук, оглядываясь.

– Честь остаться при дворе, еще и пройти обучение! – Когда маркиз злился, его мимика выдавала истинный возраст.

– Я не гость, а пленник в этом замке. И по своей воле не стал бы добиваться от короля никаких почестей.

– Если бы вы были пленником, вас бы отправили в темницу кормить крыс. Запомните это, и не окажитесь там, – маркиз раздражено взмахнул рукой, украшенной веером рюш. – Каждый год больше десяти дюжин юных альф, сыновей самых родовитых иосмерийских семей, посылают ко двору, и лишь половина из них имеет возможность служить королю после прохождения обучения! Это огромная честь!

Хаук фыркнул.

– Хотите сказать омеги сами отдают своих сыновей, чтобы они валялись у ног короля и дразнили его шаловливыми ручонками?! Как какие-то шлюхи?

Маркиз дал ему крепкую пощечину.

– Не смейте чернить других, посмотрите на себя! В вас течет иосмерийская кровь, а вы… Выглядите, как варвар! Ваш рост, эти вульгарные груды мышц и запах! Неприлично так разить во все стороны в присутствии цивилизованного общества, есть же специальные лосьоны и крема… – Маркиз, казалось, еще немного и взорвется от возмущения. – Мы ведь не дикари какие-то!

Хаук никогда и не думал, что кто-то будет скрадывать природный запах собственного тела. Но, видимо, при дворе для этого имелись свои предписания.

– Вы развяжете мне руки? – с надеждой спросил Хаук.

На что маркиз только отмахнулся и вышел из комнаты, но надолго его в одиночестве не оставили. Пришел слуга с набором для стрижки и пригласил его сесть на стул. Хаук не стал возражать, в конце концов, волосы постоянно лезли в глаза, а него даже не было в распоряжении рук, чтобы убрать их за уши.

Слуга выполнял свою работу молча, не задавая вопросов и не отвечая на них. Когда он закончил, то приставил к лицу маленькое зеркальце полюбоваться на результат. Ему выбрили виски и затылок, оголив старый шрам, когда кинжалом Риг едва не отсек Хауку ухо. Это был постановочный бой, но оружие у них было настоящее.

Отец тогда пришел в восторг от лихого проворства своего наследника и мягко пожурил младшего сына за невнимательность. Лишь они оба знали, что Риг сделал это нарочно. «Никто бы и не заметил, что у тебя нет уха, братец, – шутил Риг потом, а затем в очередной раз прошелся по его росту: – Мало кто может быть с тобой на уровне!»

Хаук никогда не придавал значение таким мелочам, как модная стрижка или красивая одежда, главное удобство. В тхиенских обучающих лагерях воины Гудреда Адельстайна стригли друг друга ножом. О каком тщеславии вообще могла идти речь? Они скопом купались в ручье, а не в приготовленной слугами ванне и варили кашу на костре, добавляя в нее только то мясо, что поймали и ошкурили сами. Дородный Гудред вырвал бы себе клок волос из бороды и зашелся хохотом, услышав о лосьонах и специальных кремах для альф.

Маркиз же недовольно поджал губы, увидев эту отметину, когда явился вечером с охраной и канделябром, хоть немного разгоняющим сумрак.

– Вынужден признать, даже стрижка не избавила вас от тхиенского налета.

Хаук взглянул на охранниц, но они практически не обращали на него внимания. Не было разглядываний или какого-то излишнего интереса, лица у них напоминали камень. Настоящие иосмерийки.

– Эта комната теперь моя камера? – спросил он.

– У всех альф, размещенных в замке, схожие покои, вам что-то не нравится? – Маркиз был сама невозмутимость, подошел, срезал веревку с давно онемевших рук, а затем приказал: – Разденьтесь.

Хауку показалось, что он ослышался. Охранницы тоже и бровью не повели.

– Что?

– Я сказал: разденьтесь, Арнбранд.

Хаук не спешил выполнять приказ.

– Разве вы еще что-то не видели, маркиз? – пошутил он, растирая запястья.

– Ваше Сиятельство…

– Что?

– Я ранее говорил, как предпочитаю, чтобы ко мне обращались. Ваше Сиятельство.

– Простите, Ваше Сиятельство, зачем мне раздеваться?

Маркиз подошел к постели и присел на край, соединив ладони в районе живота. Он казался крайне спокойным и умиротворенным.