Цугцванг

В перегоне между «Деловым центром» и «Парком Победы», когда поезд подъезжал к Москва-реке, я открыл дверь между вагонами, быстро, пока никто — буде найдется крыса — не успел среагировать, влез на крышу и, стоило реке достаточно приблизиться, прыгнул вниз. Пролетев между двумя здоровыми черно-серыми коробками складов, я ухнул в воду, оттолкнулся руками от склизкого бетона дна и всплыл на поверхность. Повезло. Берег был совсем рядом, еще пару метров… Впрочем, дуракам везет. Выбравшись на небольшую платформу, я достал телефон и снова попытался связаться с работодателем. Удалось.

— Да? — сказало некто.

— Они сделали ход. Я тоже, — сообщил я.

— Ты — труп, — заявило мне некто из трубки.

Я лязгнул зубами. Зазвучали короткие гудки. Здорово. Превосходно. Я просто счастлив. Вероятно, ненадолго.

Пока я прикидывал, куда мне слинять, телефон зазвонил снова.

— У аппарата, — сказал я, надеясь, что это мои работодатели передумывают.

В ухе зашумело.

— Эй, Симулянт! — обратился ко мне Шустрик, пытаясь перекричать шум моторов. — Ты где?

— А зачем тебе? — поинтересовался я.

— Сам ты не уйдешь, — ответил Шустрик, — Как ты думаешь, почему они называются «Оберкосмические Продукты»?

Я молча отключил телефон и швырнул его в реку. Пускай поищут.

Нет, я не знал, на кого я работаю. Мне это не интересно и не положено. На кого работает Шустрик — это, пожалуй, интересно чуть более, однако обычно он работает в паре с Толстяком… А, чума на оба ваших!..

Так, где-то здесь должна быть большая такая труба, по которой к реке спускают грузы, а я, например, смогу выбраться к коробу еще одной строящейся ветки метро, как будто их у нас мало…

* * *

Мокр и лязгающ зубами, я присоединился к группке непонятных паломников-хипей. Какого они тут делают?.. Один из них прищурился, глядя на меня, и протянул тлеющий косячок:

— Дерни, приятель.

Я поблагодарил, затянулся, вернул косячок обратно, и мы побрели вслед за остальными.

— Фиговое время для купания, — заметил он.

— Не могу не, — кивнул я, предварительно выдохнув.

И замер.

Никто меня не подставлял.

Сейчас я видел это так же ясно, как и свою дальнейшую судьбу. Я подставил себя сам. Всего одно слово, забытое в разговоре с Толстяком, крошечная часть дурацкого кода — и меня списали вместе с тем несчастным длинноволосым ублюдком.