Читаем Цунами полностью

Обедая, я осмотрелся. Небольшая столовая всего на четыре столика. Телевизор. Диван. На стенах две картины маслом, судя по исполнению – какого-то местного художника. Настоящий фикус в деревянной кадке. Занавески из старорежимного тюля. Симпатичная пожилая официантка в наколке. Время тут остановилось, что ли? Похоже одновременно и на санаторий, и на дом творчества шестидесятых годов где-нибудь в Подмосковье. Только телевизор «Самсунг» выпал из стиля.

Возвратился Сергей. Оправдывающимся тоном сообщил, что адреса и прочие данные поименованных мною особ будут доложены только завтра к десяти ноль-ноль.

Поблагодарил его, заметив, правда, что насчёт «прочих данных» заявки от меня не поступало.

На двери своего временного кабинета обнаружил цифру шесть. Значит, подобных помещений здесь должно быть ещё минимум пять. Набрал номер Рыбакова. После двух гудков в трубке раздался спокойный баритон:

– Слушаю, полковник Рыбаков.

Голос Анатолия Михайловича я, оказывается, уже успел забыть. И слегка растерялся перед началом разговора:

– Это агент 007 из Москвы. Проездом.

Зачем я сказал последнее слово, сам не понял.

– Здравствуй, Саша! – голос потеплел. – Ты где, на вокзале?

– Нет, Анатолий Михайлович, я в пригороде. Насчёт проезда – это шутка. Я в командировке. Хотел бы встретиться. Есть тема для разговора.

– Приезжай, жду. Знаешь, как меня найти?

– Знаю. У вас там какая система проникновения?

– Не волнуйся. Дежурного я предупрежу. Тебя пропустят. Запомни: вход с восточной стороны. Я на втором этаже.

Сергей, который присутствовал во время разговора, показал пальцами «окей». Как я уловил, насчёт транспорта.

«Волгу» сменил песочного цвета УАЗ, именуемый в народе «козлом» за тряску и злобный норов. За рулём «козла» сидел тот же викинг с «Волги». Сегодня он был приветливее и представился Андреем.

Минут тридцать пять мы добирались до Будённовского проспекта, далее продолжили путь на север, через три минуты свернули на улицу имени греческого города Волос и подъехали к красному кирпичному зданию, в котором размещался Южный региональный центр МЧС России.

Рыбаков сильно поседел за те годы, что мы не виделись. В свитере он напоминал бывшего спортсмена или тренера. Главное место в кабинете у Рыбакова занимало, как напоминание о летней жаре, одноногое чудо – корейский вентилятор. Всю лицевую стену закрывала карта региона, на которой пестрели линии и стрелки, цифры и буквы, выведенные чёрной тушью. Для человека, который плохо представляет себе, чем сегодня занимается гражданская оборона, эта тьма условных обозначений могла означать только направления, по которым следовало расползаться в случае ядерного удара потенциального противника.

После дружеского рукопожатия Рыбаков извлёк из сейфа непочатую бутылку греческого коньяка, две рюмки, блюдечко с нарезанным лимоном и несколькими шоколадными конфетами. Было приятно, что он меня ожидал и даже в казённом кабинете по возможности постарался быть гостеприимным.

– Ну, 007, – как много лет назад, начал Рыбаков, – докладывайте, какие суперзаговоры вам удалось раскрыть и сколько красоток соблазнить?

– С соблазнениями, скажу прямо, напряжёнка, – в тон ему ответил я. – Не та нынче пошла красотка!

– Да ну? – притворно удивился Рыбаков.

– Увы, и времена уже не те, мон колонель.

– Ну, и… – вяло поинтересовался Рыбаков. Тема сама себя исчерпала.

– Анатолий Михайлович, – отбросив шутливый тон, начал я, – моя командировка напрямую связана с деятельностью вашего министерства. Я рассчитывал, что необходимую информацию вам перегонят из Москвы заранее, но по некоторым признакам догадываюсь, что в курс дела вас пока не ввели. На первом этапе мне поручено собрать максимум информации по Южношахтинскому выбросу сероводорода в 1973 году. Далее, возможно, – подобная работа по Украине и Казахстану. В конечном итоге всё завязывается на Чёрном море, где этого чёртового сероводорода, как я полагаю, хватит на то, чтобы отравить не только ваш регион, – я покосился на карту, – но и все причерноморские страны, вместе взятые. Причина беспокойства – в усилении сейсмической активности обширной тектонической области, о чём есть достоверные данные.

– У нас пока тихо, – медленно ответил Рыбаков, – полагаю, обычная бюрократическая задержка. Ты, пожалуйста, объясни всё подробнее. Моё Управление занимается защитой территорий от ЧС. С сероводородом столкнулись только нынешней весной. Во время учений в Волжском. Помнишь, там дети отравились? А ведь учения шли на территории того же нефтеперерабатывающего завода. Оповещение не сработало. Обидно. Но, даже будь на моём месте другой, ты всё равно вошёл в нужную дверь. И никуда от этого факта не деться.

– А стрелочки? – ехидно спросил я.

– Какие стрелочки? – недоуменно воззрился на меня Рыбаков.

Тут я внезапно почувствовал себя недоумком. Надо же, понапридумывал чёрт-те чего… Рыбаков перехватил мой взгляд, поднял глаза на карту и захохотал. На шум в дверь заглянул какой-то усатый офицер. Анатолий Михайлович махнул ему рукой, тот исчез. Утирая слёзы, Рыбаков убрал в сейф бутылку и рюмки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века