Цунами

Прожектор, бивший откуда-то сверху, когда перескакивали с катера на трап и поднимались по нему, был так ярок, что казалось, над пятачком моря, где покачивалась на волне яхта, взошло свое, отдельное солнце. Встречать катер на палубе выстроилось человек восемь; Сукитая пожал руку лишь одному — так же, как и встречавший их на причале, в белом кителе и бело-черной морской фуражке на голове, судя по всему, он и был капитан, а тот, с причала, кем-то вроде его помощника.

Экскурсия по яхте заняла около получаса. Капитан провел коридором с каютами, стюард по его приказу открыл, продемонстрировал одну, другую. За каютами последовал кинозал, потом бассейн, к бассейну примыкал зал с тренажерами. Шведская стенка, тускло поблескивая лаком перекладин, манила взлететь по ней к потолку, что Тони и сделал, с твердо сомкнутыми ногами, быстро и красиво подтягиваясь на руках.

— А? — посмотрел он на Рада, так же на одних руках спустившись вниз и получив в награду за устроенное представление аплодисменты. — Можем?

Стенка манила, но не настолько, чтобы гореть желанием повторять его подвиг. Однако по тому, как все обратились к нему взорами, Рад понял, что повторение подвига неизбежно.

Поднявшись под потолок, Рад перехватился руками, обратившись к залу лицом, сделал уголок и держал его секунд десять, чем сорвал аплодисменты, еще не спустившись с лестницы.

— Вы профессионал! — обнял его за плечи Тони, когда Рад оказался на полу.

— А вы думали! — ответил Рад.

В салоне яхты можно было рассадить, наверное, полк. Капитан их сюда уже только сопроводил, но не вошел.

Покрытый тяжелой белой скатертью стол стоял у одной из торцовых стен, оставляя все остальное пространство свободным, и был накрыт на шесть персон так, что четверо должны были сесть вдоль его длинной стороны, двое по бокам, а вторая длинная сторона получалась незанятой. Словно бы стол стоял на сцене и был столом президиума. Или, наоборот, стол — зрительские места, а остальной салон — сцена.

Едой, что подавалась, также, наверно, можно было накормить полк. Одна закуска сменяла другую, освежались тарелки, обновлялись приборы, горячее — американские, какие-то десятисантиметровой высоты говяжьи стейки — было подано только минут через сорок, когда закуски уже не вмещались в желудок и, казалось, стояли в пищеводе столбом.

Тут, когда было подано горячее, Сукитая, поднявшись с бокалом в руках и обводя застолье повелительно-торжественным взглядом, возвестил:

— А сейчас сюрприз! Сюрприз для всех, но сюрприз особенный. Так как большинство моих гостей — русские, то и сюрприз — с русским характером. Русское шоу! — объявил он, приветственно подняв бокал.

И Дрон, и Нелли, и Рад, и Крис, отвечая Сукитае, пригубили из бокалов, поднес ко рту бокал даже Тони, но сам Сукитая, исполнив с вином все ритуальные европейские действия, даже не поднес бокала к губам. Зубы у него были не вычищенно-белые, как у Тони, как у Эстер, хозяйки гостиницы в Чиангмае, и у того попутчика в поезде, Бобби, а естественного, слегка желтоватого цвета.

— Это не то ли русское шоу, о котором поведал австралиец на причале? — наклонившись к Раду, проговорила Нелли. Он, как и Тони, сидел на боковой стороне стола, она с краю на длинной стороне — рядом с ним.

— Ну, если мы тримальхионы, тогда то самое, — сказал Рад.

Подчиняясь повелительному жесту Сукитаи, один из стюардов поспешным шагом вышел из салона — и мгновение спустя дверь вновь распахнулась. Сначала двое в расписных белых рубахах-косоворотках внесли ударную установку. За ними появились еще двое — один с гитарой и балалайкой, другой с саксофоном на груди и продольной флейтой в руках. Эти тоже были в длинных косоворотках, но не белых, а синей и красной; у того, что в красной, поясной шнурок синий, у того, что в синей, — красный. Один из внесших ударную установку устроился за ней, другой, откинув крышку, сел за рояль. Синий остался с балалайкой в руках, красный с флейтой. Переглянувшись, красный с синим ступили на пару шагов вперед и объявили, вразнобой и с роскошным рязанским выговором:

— The best Russian stars in Thailand! Russian show! — Лучшие русские звезды в Таиланде! Русское шоу!

После чего, почти ожидаемо, оркестр грянул «Калинку». С первыми же звуками «Калинки» в дверь одна за другой выплыли три дивы, за ними — двое мачо. В отличие от музыкантов танцевальная группа была одета в интернациональном духе: блестящие цветные лифы и трусики, блестящие туфли на исполинских каблуках, колыхающиеся цветные плюмажи над головами у див, обтягивающие черные брюки и распахнутые на груди, завязанные на животе тугим узлом цветные концертные рубашки у мачо.

Предположение насчет зрительного зала и сцены оказалось верным.