Цунами. История двух волн

— Эй, выше нос! Прошло всего пару дней, а ты уже раскисла. Это марафон, Нина, побереги силы.

Я могла занимать дни. Я могла занимать их с рассвета до заката, чтобы у меня ни оставалось, ни одной свободной секунды. Но когда я ложилась в кровать, в моей груди постепенно распускался костистый, шипастый клубок. Занимал столько места, что мои внутренности ранились о него с каждым вдохом. Невыносимая пустота моей кровати убивала меня. Я глотала свои слезы одна, иногда у меня возникал порыв позвонить Хиро, но я гасила его, потому что он ничего не смог бы изменить, и нам было бы только больнее. Пережить ночь — стало моей основной целью на ближайшие несколько месяцев.

Я не напрасно переживала о Ритиной реакции. Я ожидала чего угодно, негодования по поводу моего желания сохранить это в секрете, непонимания из-за столь быстрой помолвки, ехидных замечаний о моей одержимости, но только не такой чистой незамутненной ксенофобии.

— Ты же шутишь, правда? Как ты можешь выйти замуж за азиата? Что значит, больше не будем учиться вместе? Тебя там, что наркотой накачали?

Я сделала глубокий вдох. Это не проблема, Нина, это просто небольшое недоразумение.

— Не за абстрактного азиата. За потрясающе красивого, умного и доброго парня, от которого я без ума.

— Какая разница! Он же не русский! Не европеец, в общем, не ариец!

Я посмотрела на смуглую темноволосую Риту и озадаченно покачала головой.

— При чем здесь арийцы вообще, ты издеваешься что ли?

— Я не понимаю, как можно влюбиться в японца. Они же дикари, они едят собак, у тебя же дети будут азиатами, ты об этом подумала?

Я не думала о детях. Этот момент я совершенно упустила. Я представила себе мальчишку с темными миндалевидными глазами Хиро, и у меня захватило дух.

— Да, у нас будут потрясающие дети, — мечтательно протянула я. Рита прижала ладонь к лицу.

— Бред, это какой-то бред! Погоди, ты из-за этого продинамила Егора? — я кивнула, — Ты послала потрясающего парня из-за гребанного япошки?! Да что с тобой такое?

— Что с тобой такое? Я пытаюсь объяснить, что провела самое волшебное лето в своей жизни, а ты беспокоишься о Егоре, — мы обе раздраженно замолчали. Рита надулась и отвернулась в угол.

— Перевелась и бросила меня одну. Из-за мужика. Который сегодня есть, а завтра уже с другой.

Я закрыла глаза, легла на кровать и тихо сказала.

— Рита я вытянула лотерейный билет с выигрышем на миллион. Просто попробуй понять меня. Мне жаль, что так происходит и жаль, что мы больше не учимся в одной группе, но вряд ли ты будешь обнимать меня по ночам в ближайшие лет пятьдесят.

Она засмеялась и наконец, повернулась ко мне.

— Он хотя бы богатый? — я покачала головой.

— Не богатый, и не бедный. Но мне показалось, что у него довольно состоятельные родители. Правда, в нашей ситуации это скорее плохо.

Беседа перетекла в более дружелюбное русло. Мне пришлось обсудить с Ритой целый ворох антияпонских стереотипов. Нет, не маленький. Нет, мы не ели дельфинов. Нет, никакого женского белья я не видела. Нет, гейши это не проститутки. Да, кимоно вполне носят и в современности. Какие тентакли, ты о чем вообще?!

Больше всего меня удивляло, что она даже не пыталась попросить фотографию, видимо изначально заклеймив наш случай, как безнадежный. Позже она расспрашивала меня об учебе, одногруппниках и шоппинге, игнорируя наши отношения и помолвку. Эта детская реакция насмешила меня. Мы все так стараемся повзрослеть, что не успеваем научиться мыслить как взрослые. Мы выросли в толпу одиноких детей, из последних сил старающихся казаться взрослыми. Я устала от этого. Я устала казаться, мне хочется просто быть.

Вскоре прилетел папа. Он сказал, что Хиро встретился с ним в аэропорту и передал для меня сверток. Когда я развернула его, мне показалось, что меня ударили в живот, я согнулась пополам и опустилась на пол. В нем оказалась мужская пижама, пахнущая деревом и солнцем и пара новеньких шерстяных чулок. "Чтобы не забывала, что я существую" гласила записка в кармане пижамы. "Чтобы не забывала, что ты существуешь" нашла я в чулке. В эту ночь я впервые спала спокойно.

Я вошла в новую учебную группу, как завоеватель на заранее покоренную землю. Последние полгода жонглирования языками, учебными и рабочими коллективами сделали меня невероятно гибкой в общении. Более того, мне было абсолютно плевать, как ко мне относятся люди, у меня было слишком много других забот. Энергия, наполнявшая меня, желания, сжиравшие мою плоть изнутри, постоянно толкали меня вперед. Часть этой энергии выплескивалась через край и задевала окружающих случайными морскими брызгами. Я не ходила, а бегала, перескакивала через ступеньки, вихрем вносилась в дверные проемы, роняла стулья и учебники. Неизменно много смеялась, рассказывала истории о Японии, рассказывала истории о работе, рассказывала истории о людях, которых я встречала ежедневно.