Цусима

Внешне люди были спокойны, много шутили, смеялись. Некоторые мечтали вслух, как они будут проводить время во Владивостоке. Запасные уже думали о скором возвращении на родину. Но это была только игра в актеров – игра без сцены и зрителей, друг перед другом. А в глубине души росла мрачная безнадежность. С того времени, как мы оставили свой порт, более двухсот дней ушло назад, породив среди нас горькие раздумья. Много гнетущих страниц перевернулось в книге нашей жизни, и теперь мы приблизились к последней главе – к грозному финалу.

Утро 12 мая было холодное и пасмурное. Дул порядочный ветер, уныло завывая в стальных снастях рангоута. Ползли, низко опускаясь, серые тучи, словно отяжелевшие от сырости. Моросил косой дождь, мелкий, похожий на маковые зерна, покрывая поверхность моря болезненной сыпью. Горизонт будто подернулся частой кисеей, беспрерывно передвигающейся сверху вниз. Из-за бортов броненосца доносились всплески волн.

Никогда в море не чувствуешь такого тоскливого настроения, как в ненастный день. Так было и на этот раз. Но, несмотря на сырость и пронизывающий холод, многие из офицеров и команды находились на верхней палубе и на мостиках броненосца. В судовой колокол только что пробило шесть склянок. Взоры всех людей были устремлены на транспорты, которые отделялись от эскадры, чтобы направиться в Шанхай. Их было шесть штук: «Ярославль», на который перенес свой брейд-вымпел капитан 1-го ранга Радлов, «Владимир», «Курония», «Воронеж», «Ливония» и «Метеор». Они уходили от нас под защитой вспомогательных крейсеров «Рион» и «Днепр». Транспорты удалялись, посылая нам поднятыми на мачтах флагами прощальный привет. А мы смотрели им вслед с нескрываемой завистью.

На баке среди кучки матросов, вместе с которыми находился и я, послышался говор:

– Вот этим, можно сказать, подвезло.

– До Шанхая, говорят, только сорок миль.

– Часа через четыре будут в нейтральном порту.

– А тут иди с японцами сражаться. Почему? Я их и во сне-то никогда не видел.

– Я бы руку дал отрезать, только бы попасть в нейтральный порт.

В голосах чувствовались обида и раздражение.

Вскоре транспорты скрылись за сетью дождя.

Верхняя палуба на «Орле» сразу очистилась от людей. Все спустились вниз. Только на переднем мостике торчали сигнальщики с вахтенным начальником во главе, оглядывая мутный горизонт и следя за флагманским кораблем, чтобы не прозевать какого-нибудь сигнала.

Эскадра, освободившись от лишней обузы транспортов, только выиграла от этого.

До сих пор все еще не было известно, каким из трех проливов мы пойдем в Японское море. И только в этот день, в девять часов утра, узнали, что наша эскадра легла на курс норд-ост семьдесят градусов, то есть направилась к роковому для нас острову Цусима. Весть об этом встревожила весь экипаж. Среди офицеров замечалась какая-то растерянность, матросы взъерошились, отпуская брань по адресу Рожественского.

– Куда попер, тупоголовый дьявол?

– Ох, братцы, чует мое сердце – плохо будет нам. На погибель ведет нас, дуролом. Что дельного можно ждать от такого человека? Только матюгом умеет крыть своих подчиненных, и больше ничего.

– Не зря называют его «бешеный» адмирал.

Гальванер Алференко изрек:

– Ему бы не командующим быть, а дантистом. Вот бы он показал свой талант.

– Почему дантистом?

– Здорово зубы у матросов вышибает.

– И как это доверили ему целую эскадру? Неужели у нас во флоте нет других начальников, поразумнее?

Кочегар Бакланов пояснил это:

– У нас во флоте перепроизводство адмиралов. Человек семьдесят насчитывают. Должностей не хватает для всех. Поэтому и начали назначать кого заведующим мясным складом в Кронштадте, кого заведующим библиотекой. А один, как говорят, состоит вроде дворника при Главном адмиралтействе. Изо всех-то, конечно, человека три можно бы выбрать поталантливее. Но ведь там, в Петербурге, с высоты как смотрят? Раз злой человек, значит, хорош. А уж злее Рожественского – где еще такого найдешь? Разойдется – землю копытом роет. Эх, плюнуть бы на все и растереть!

Я внес поправку:

– Ты ошибаешься, Бакланов. Это в Англии около семидесяти адмиралов. Но какой большой у нее флот в сравнении с нашим. А у нас флот мал, зато адмиралов больше, чем в Англии... сто человек.

Гальванер Голубев мечтал вслух:

– Добраться бы до Владивостока и сговориться бы с армией. Тогда можно будет повернуть руль лево на борт и прямым сообщением на Петербург. Жарко будет многим.

Кто-то вставил:

– Теперь бы повернуть эскадру на шестнадцать румбов.

Голубев возразил:

– Ничего из этого не вышло бы. Армия все свои надежды возлагает на нас. Скажут, подвели мы ее. И народ будет смотреть на нас как на виновников поражения.

После обеда я вышел на передний мостик. Бисерный дождь, по-видимому, зарядил надолго. Временами наползал туман, скрывая в своей сырой мгле некоторые наши суда.

Эскадра к этому времени была построена в новый походный порядок.