Может быть, поэтому командир крейсера капитан 1-го ранга Сергей Павлович Шеин, когда для эскадры приближался самый решающий момент, был так удручен. Правда, и раньше, во время похода, его лицо с широким носом, с круглой посеребренной бородой редко озарялось улыбкой. Высокий и мясистый, но какой-то рыхлый, словно отсыревший от морской влаги, он всегда был чем-то недоволен и смотрел на все исподлобья, как будто ему опостылел весь мир. Разговаривая со своими подчиненными, он тонким и плаксивым голосом растягивал слова, как дьячок, читающий заупокойную молитву. И, даже рассердившись на матросов, он не кричал и не повышал тона, а уныло обзывал их неожиданными названиями разных предметов.
– Швартовочные бочки, лапша, чугунные кнехты, студень...
При этом казалось, что командир еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.
Команда дала ему прозвище:
– Плакса.
А теперь, получив последнее распоряжение Рожественского, командир еще больше опустил поседевшую и удлиненную, как дыня, голову. Как опытный моряк, он прекрасно сознавал, что у него имеется под руками для охраны транспортов: две яхты и полупассажирский пароход. Но почему этого не понимает адмирал? К чему эта детская игра в кораблики перед лицом сильного врага? Все складывалось не так, как следовало бы при подготовке большого боя. Командир, шагая по мостику, глубоко задумался. Правая рука его вцепилась в бороду, как будто он сам себя, словно лошадь за узду, водил назад и вперед.
Взволновались и офицеры, узнав о новом задании разведочного отряда. Они собирались группами и обсуждали последнее решение адмирала. По этому поводу некоторые высказывались резко. Мичман граф Нирод, совсем еще юнец, с маленькими темно-русыми усиками, первый заговорил, краснея от застенчивости:
– Возложенные обязанности на нас, господа, мы, конечно, будем выполнять. Но согласитесь, что мы оказались в странном положении. Не только транспорты, но и самих себя, то есть свои корабли, едва ли нам удастся сохранить. Какие у нас для этого средства?
Лейтенант Толстой, неуклюжий человек на маленьких, как у детей, ножках, с выпуклыми, рачьими глазами, с выпяченной нижней челюстью, злобно улыбнулся, показывая редкие, вперед торчащие, как у грызунов, зубы, и сказал:
– Да, Георгий Михайлович, вы правы. Вести бой нам не под силу. Мы можем только честно погибнуть.
– Наш Толстой скатился в безнадежный пессимизм, – подхватил лейтенант Солнцев, сверкая стеклами пенсне. – Значит, действительно дела наши плохи.
Старший штурман лейтенант Дьяконов, полный, с животиком и розовыми щеками, выдержанный и веселый человек, уговаривал тенорком:
– Не нужно заранее отчаиваться. Главное – относитесь ко всему спокойнее.
Вахтенный начальник лейтенант Вырубов мрачно молчал. На этого высокого и широкоплечего силача надеть бы кольчугу – он был бы вылитый старорусский витязь. Умный, но бесшабашный, он смотрел на всех жесткими глазами и производил впечатление человека, которому ничего не стоит выпить ведро водки и удавить руками любого своего недруга. Выслушав Дьяконова, он возразил:
– Нельзя быть спокойным, Владимир Владимирович, когда знаешь, что придется умирать по глупости командования. Я совершенно отказываюсь понимать, как наш отряд будет защищать транспорты. Единственное, что остается нам, – это стать между своими транспортами и японскими кораблями и принимать все их удары на себя, в то же время не причиняя им никакого вреда. Кстати, «Урал» – громадное судно и может служить хорошей мишенью для стрельбы. Где была логика в таком решении? Оно нас лишило главного козыря – быстроты и подвижности. Мы будем привязаны к транспортам, как обреченные на зарез быки к столбам.
– Господа офицеры, я прошу вас прекратить подобные разговоры, – услышав речь лейтенанта Вырубова, строго заметил старший офицер Зуров. – Неужели у вас нет других тем?
– Простите, Алексей Александрович, но разве я не верно осветил задачи разведочного отряда? – загорячился лейтенант Вырубов.
Зуров еще больше заломил фуражку на затылок, прикрывая ею широкую лысину, и сердито отрезал:
– Наша задача не критиковать распоряжения командования, а точно их выполнять. Обо всех наших недостатках поговорим после войны. Ораторствуйте на берегу сколько вам угодно, но только не под Андреевским флагом и не в боевой обстановке.
С таким же настроением вступала в бой и команда. Но среди нее люди выражались осторожнее. На шкафуте собрались матросы разных специальностей. Комендор Фомов, подойдя к ним, сказал:
– Слыхали? Приказано нам охранять транспорты. Что-нибудь думала эта голова?
– Думала, гадала, а соленую воду хлебать придется, – ответил машинист Шпеков.
Радиотелеграфист Смирнов, парень острый, как уксусная эссенция, промолвил:
– Ветками можно только мух отгонять, а против волков нужно иметь более действительное оружие.
При появлении главных сил на «Светлане» пробили боевую тревогу, и все разбежались по своим местам.