Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I

Через несколько дней после подачи мною записки об “угольном кризисе” вечерком зашел к нам Семен Иванович и таинственным шепотом начал меня расспрашивать, знаю ли я что-либо о том скандале, который разыгрался на южных железных дорогах, оставшихся без топлива. Я попробовал прикинуться, что ничего не знаю, ибо хотелось узнать, в каком виде он знает это дело и из каких источников, да, кроме того, вопрос этот был “секретный”, и болтать о нем я не желал.

Семен Иванович, как оказалось, знал уже все об “угольном кризисе”; он только не знал автора секретного рапорта, но знал, что вопрос был доложен Военному Министру — Генералу Куропаткину.

В описываемое время мне часто приходилось наведываться в Петербург, в Главный Штаб, и каждый раз я неизменно виделся с Семен Ивановичем, и он держал меня в курсе хода дела по “угольному кризису”. В следующее наше свидание он сообщил мне, что дело было доложено Государю Императору и Его Величество пожелал лично ознакомиться с этим делом в полном объеме и Высочайше повелел назначить особую Комиссию, которая должна была на днях собраться в Аничковом Дворце под Личным Его Величества Председательством, и даже назвал мне день, в который комиссия должна была собраться.

Недели через две приехал я опять в Петербург. Вечером ко мне зашел Семен Иванович. Он был в состоянии полного недоумения и рассказал мне следующее: за неделю до дня, назначенного для первого заседания Комиссии под Высочайшим Председательством, в пятницу, около 10 часов вечера на квартире у Военного Министра зазвонил телефон. Дежурный чиновник подошел к аппарату. Вызывали из квартиры Министра Финансов. Состоящий при нем чиновник спрашивал: может ли генерал Куропаткин принять Сергея Юльевича Витте сегодня же вечером? Доложили генералу Куропаткину. Ответ последовал утвердительный, и около 11-ти часов вечера С.Ю. Витте пожаловал на квартиру к генералу Куропаткину и был им принят в кабинете. Вопрос был весьма секретный, ибо собеседники заперлись в кабинете. Приблизительно через час Витте уехал.

На другой день, в субботу, генерал Куропаткин возвратил в Главный Штаб доклад по “угольному кризису” и написал записку, в которой сообщил, что он сам доложил все дело Его Величеству, Государь Император остался вполне удовлетворенным докладом Военного Министра и Комиссию по расследованию “угольного кризиса” повелел отменить. Вопрос с углем канул в вечность.

Так совершилось что-то непонятное.

Было ли здесь совершено предательство НИКОЛАЯ II и РОССИИ? Если было предательство, то было оно совершено за плату или бесплатно, по убеждению и под чью диктовку?

Пусть господа Историки разберутся хотя бы теперь…»

Пытаемся, Ваше Превосходительство, пытаемся разобраться.

«Но несмотря на секрет этого дела, оно очень быстро распространилось по Петербургу; в чем именно было дело, точно никто не знал, но по городу ходили слухи о ночном посещении генерала Куропаткина Министром Финансов, причем говорили, что Витте предъявил Куропаткину требование такого свойства: “Или потрудитесь сделать надлежащий доклад Государю и отменить назначение угольной Комиссии, и тогда я Вам обещаю мою дружбу и поддержку, или, в противном случае, поверьте, что я сумею доложить дело как захочу, а Ваши дни как Министра будут сочтены”.

Имели какое-нибудь основание эти россказни, или нет, я в то время, конечно, знать не мог, но знал безусловно одно: с углем было совершено крупное преступление, категории предательства РОССИИ. Это преступление было мною обнаружено, и о нем было донесено Главному Штабу. Не мог Главный Штаб заниматься укрывательством преступлений! И из всего этого ничего не вышло!

С моей точки зрения, эти данные, безусловно, доказывали мне ПРЕДАТЕЛЬСТВО, в котором был замешан генерал Куропаткин, и никто в этом разубедить меня не мог.

Все изложенное здесь, не имея прямого отношения к Истории Русско-Японской войны, приведено мною с некоторыми подробностями только для того, чтобы читатель мог ясно себе представить, какого взгляда еще задолго до войны был я на господина Витте и генерала Куропаткина, и тогда станет понятен тот пессимизм, который сопровождал меня после назначения генерала Куропаткина Командующим Маньчжурской Армией.