При этом слова А.В. Шталя этими авторами даже не опровергаются.
Будто не было ничего сказано. Так и не в курсе остается сегодняшний, даже флотский, читатель о том, какое на самом деле огневое превосходство, достигнутое самоотверженной работой в масштабах, не боюсь сказать, Земного шара и до сих пор тщательно скрываемое, ожидало адмирала Рожественского и его эскадру.И подчеркнем еще и еще раз, что из статьи адмирала Шталя однозначно следует также, что любые маневры
русской эскадры, любая тактика ее, обладай она даже сравнимым эскадренным ходом, в лучшем случае свели бы это превосходство от 300-кратного к 150-кратному.Мало тоже не покажется.
Твой враг выбран не тобою, а для тебя
Ты шел вперед с решимостью железнойВ бой за Россию, доблестный моряк,Высоко реял над ревущей безднойНа мачте гордый адмиральский стяг.Исикава ТокубокуДопустим на минуту, что адмирал Рожественский каким-то чудом узнал о невероятном увеличении сил противостоящего ему флота, но, будучи верен вечному солдатскому завету «Твой враг выбран не тобою, а для тебя!»,
все равно ввел в неравный бой за Родину вверенную ему эскадру. Тогда можно присоединиться к словам Бориса Жерве, старшего минного офицера славного «Громобоя», капитана 1-го ранга в Первую мировую войну, а в 1925 году начальника ВМА РККА, сказанные в 20-летие памяти подвига 2-й эскадры и ее Командующего:«Его железной воли хватило,
чтобы отдать минимум необходимых для боя распоряжений, чтобы отослать в Шанхай лишние, по его мнению, транспорты и командировать в бесцельные крейсерства вспомогательные крейсера.Его воли хватило
также на то, чтобы доблестно ввести в бой с превосходными силами искусного противника его слабую и неподготовленную эскадру и чтобы без трепета, до конца, до потери от полученных тяжелых ран сознания, выполнить свой долг солдата. Что больше он мог сделать?
Вступив в бой, видя быстрое, неизбежное как рок,
разрушение его флагманского корабля неприятельскими снарядами; слыша треск рвущегося металла, шум охватившего корабль пламени, крики и стоны убиваемых и раненых, истекая кровью от полученных ран и теряя сознание от боли и потери крови, не представил ли Рожественский в своем затуманенном уже воображении столь хорошо знакомые ему кабинеты и канцелярии Адмиралтейства, в тиши которых благодушествующие мудрецы вершили судьбы русского флота… по всем правилам военно-морского искусства!»{214}Даже в этом случае адмирал Рожественский был бы достоин занесения своего имени на мраморную доску военных подвигов человечества невдалеке от имени героя Фермопил спартанского царя Леонида.
Но и это еще далеко не вся правда о нем.
7.2. Слово верных
Прежде чем эскадра вошла в Восточно-Корейский пролив, называемый также проливом Крузенштерна —
вот ведь до чего кругосветные путешествия доводят! — уместно будет привести отзыв об адмирале Рожественском артиллерийского офицера крейсера 2-го ранга «Рион» Эдуарда Альфредовича фон Берендса.«Рион» вместе с «Кубанью» и «Тереком» был отправлен приказом Адмирала за два дня до боя на «свободную охоту» по задержанию вражеской контрабанды. Отправляя их, Рожественский, возможно, надеялся отвлечь часть сил врага с пути эскадры. И пусть эта акция отвлечения не сыграла, да и не могла по сути сыграть существенной роли. Вспомогательные крейсера посильно выполнили свой долг, не уронив честь Андреевского флага. А «Рион», добавим, так и вовсе отличился: вначале захватил пароход с контрабандой, а затем спас экипаж потерпевшего крушение французского судна.
С этой точки зрения эти крейсера можно отнести к числу тех, что остались верны приказу и присяге.
А то, что по независящим от них причинам они не приняли участия в Цусимском бою, делает показания их офицеров о пути эскадры до Цусимы весьма интересными в том смысле, что они не искажены случившейся катастрофой.Показания же Эдуарда фон Берендса Следственной Комиссии, кроме прочего, не были никогда и нигде опубликованы в широкой печати.
Это понятно.