Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

Со стороны японцев это был не только сосредоточенный огонь, не только град снарядов, а нечто совсем иное, не испытанное нами раньше, неожиданное, неведомое… Это был, по образному выражению Семенова, “жидкий огонь”, то, пред чем не устояло бы ни маневрирование, ни умение стрелять нашими старыми снарядами[208].

К моменту, когда ставилась на карту судьба империи, японцы выбрали, приготовили и испытали втайне новое оружие.

Вот в чем была ближайшая непосредственная причина молниеносной катастрофы, настолько невероятной, что в Петербурге не хотели верить, что русские броненосцы потоплены артиллерией, а японская эскадра не понесла никаких повреждений.

Это было неожиданно и невероятно даже для самих участников боя, которые и раньше не надеялись на победу, сознавая свою слабость во всех отношениях.

Этот факт надо признать, ему нельзя не придавать подобающего значения из опасения, что указание на материальную причину отвлечет от преклонения пред “неизменными началами”, а тем более “духовными”, которые все же воплощаются в материальные формы». 

300-кратное превосходство!

«По количеству взрывчатого вещества, вносимого в 1 минуту, а следовательно, по фугасному действию, японские суда превосходили русские в 15 раз[209].

Сила взрывчатого вещества у японцев (шимоза) гораздо больше, нежели пироксилина, допустим, вдвое, значит, японский огонь только от качества снарядов в 30 раз превосходит русский, и, следовательно, один японский корабль стоил 30-ти русских[210].

Вот где сидел принцип сосредоточения сил на этой дистанции (35 кб) и вот как понимали его японцы. А более близкая дистанция для русских была невозможна.

Главнейшее применение этот принцип нашел в качестве разрушительной силы снарядов, а не в числе кораблей, ни в скорости, которых уже нельзя было увеличить, ни в маневрировании.

Считая меткость комендоров японских вдвое превосходящей русскую (в “Миказа” 30 попаданий, в “Орел” — 42, в “Суворов” еще больше), получим, что огонь японцев превосходил русский в 60 раз.

Это примечание столь важно, что позволим себе его немного дополнить свидетельством академика А.Н. Крылова, воспроизведенного А.С. Новиковым-Прибоем в примечании к эпилогу своей дилогии.

Какой-то умник из Артиллерийского управления (а может быть, действительно умник и за хорошие бабки?!) велел чуть не втрое увеличить влажность пироксилина в снарядах для 2-й эскадры против стандартной десятипроцентной. Чтобы в тропиках — де самовозгорания не было. Русский флот узнал об этом только в 1906 году, когда однотипный «Суворову» броненосец «Слава» обстреливал взбунтовавшуюся крепость Свеаборг снарядами из запасов для 2-й эскадры, и офицеры, ведшие наблюдение за стрельбой на мостике броненосца, с изумлением видели, что снаряды не взрываются! Когда крепость была взята и артиллеристы «Славы» смогли осмотреть ее, то они нашли свои снаряды практически совершенно целыми. Только некоторые из них были без дна, а другие слегка развороченными. Сведения эти были немедленно засекречены, и адмирал Рожественский так никогда об этом и не узнал. А вот адмирал Того, похоже, знал об этом еще до Цусимы. (И ведь хоть бы кого из ответственных за все эти безобразия умников повесили у нас, когда все вскрылось! Глядишь, никаких бы 1917-х годов не было! И 1991-х, кстати, тоже.) То есть страшным напалмовым снарядам мы ответили в основном стальными болванками.

На доступном для них расстоянии (до 25 кб) они чисто прошибали любую японскую броню — бронебойность у нас была на «ять», — иногда даже оба борта, оставляя гладкие круглые дырки. Аккуратные японцы сразу после боя вставляли в эти дырки деревянные кругляши, закрашивали краской — и хоть на парад.

Площадь незабронированного борта у русских (60%) была приблизительно в 1,5 больше, чем у японцев (около 40%).