Близость такой пробоины к ватерлинии меня беспокоит; хорошо еще, что море спокойно, нет волны, а поднимись ветер — мы начнем сильно брать воду. Удар и разрыв снарядов наверху смутно доносится в жилую палубу: жара, духота, вид раненых — все это начинает удручающе действовать».
«Хочется выйти наверх, в батарею, подышать свежим воздухом, а кстати, посмотреть, что там делается. Обе 6-дюймовые пушки пока целы, прислуга горячится, люди уже обстрелялись, и комендоры спокойно посылают снаряд за снарядом в неприятеля.
“Ну, как дело?” — спрашиваю у батарейного командира мичмана Феншоу.
“Отлично — ни раненых, ни убитых, орудия исправны”.
Чтобы успокоить нервы, я подошел к пушке и решил сделать сам два — три выстрела. Почти по нашему траверзу был “Ниссин” с его типичными 2 трубами и одною мачтою. Расстояние дано 45 кабельтовое. Случайно я заметил, что мушки поставлены на ход и приказал перевести их на 40. Наблюдаю за падением снарядов — около японцев. Стрельба неприятеля
Огонь наших тяжелых орудий сосредоточен на “Миказа”, вокруг него то и дело поднимаются огромные фонтаны всплесков от 12-дюймовых бомб. Бой длится более часа, противник, видимо, утомляется, огонь его становится все слабее и слабее, он уменьшает ход и отстает — второй период боя окончен».
«Обойдя броненосец, я увидел, что хотя попаданий было порядочно,
Больше всего пострадали верхи. Шлюпки, стоявшие на спардеке, сильно избиты, задняя труба разворочена вверху, кормовые стрелы для подъема баркасов исковерканы, найтовы перебиты и стрелы гуляют с борта на борт. Тотчас боцман укрепляет их стальным тросом. Мачты, особенно передняя боевая, избиты осколками, верхний мостик и вентиляторные трубы порядочно изрешетены, несколько 47-мм пушек подбито.
«Левая машина начинает сдавать; осколок попал в головной подшипник, он разогрелся, приходится уменьшать ход левой машины — мы мало-помалу начинаем отставать от эскадры. Вот уже левая начинает давать всего 15 оборотов, зато правая напрягла все свои силы, дает 85; мы все больше и больше отстаем, до “Севастополя” уже около 12 кабельтовов.
Старший механик Меньшов напрягает все силы, чтобы поскорее исправить повреждение, люди лихорадочно работают, из боевой рубки все чаще и чаще справляются — как дело; ясно, что, сдай машина, положение наше становится критическим, а эскадра уходит все дальше и дальше. Вот до “Севастополя” уже 20 кабельтовов.
Того в это время не дремал, он сразу прибавил ход, и стройная грозная линия японцев быстро надвигалась на “Полтаву”. Мичман де Ливрон с крыши верхней штурманской рубки все время дает расстояние: 60, 50, 45, 40 кабельтовов — передается по батарее и башням. Враг приближается, мы одиноки, наша эскадра далеко, и вот-вот все силы неприятеля обрушатся на “Полтаву”.
А силы эти были грозные: 4 броненосца и 3 броненосных крейсера, на них 12~дм пушек 16, одна 10-дм, десять 8-дм и сорок семь 6-дм, все это против “Полтавы”».
«Момент был критический. Все хорошо понимали, что, сдай окончательно машина, мы погибли, нас расстреляют — слишком уж неравны силы. Если даже машина и поправится, то не скоро догоним далеко ушедшую вперед нашу эскадру.
Тяжелое было то время, но каждый из нас знал, что драться будем до конца и
Настроение команды было
«Расположение судов японцев было обычное, “Миказа” головным. Этот страшный противник поместился на нашем траверзе — вот-вот Того откроет огонь и засыплет “Полтаву” снарядами. Но что это я слышу — два резких выстрела из нашей 6-дюймовой башни № 1, слежу за “Миказою” — два белых дымка показались в его казематах: оба наши снаряда попали — расстояние было 32 кабельтова[100]
, время 4 часа 15 минут дня.Командир башни мичман Пчельников уловил момент, он сообразил, что надо ошеломить врага, надо начинать бой, и он начал его — два снаряда спасли “Полтаву” от разгрома».