Цвет бедра испуганной нимфы

Голос Лени звучал тихо, но отчетливо, словно бывший сокурсник находился где-то совсем рядом – за тонкой стеной или еще ближе. И от этого ощущения стало совсем жутко – так, что Нина зажмурилась и услышала возле своего уха фразу, произнесенную Марушкиным когда-то очень давно и забытую теперь:

– Никуда ты от меня не денешься…

Глава десятая

Утром она проснулась и не могла понять, где находится. Перед глазами расплывались бледные цветочки на старых выцветших обоях, пахло затхлостью и еще чем-то знакомым, но давно ушедшим и потерянным для памяти. Нина вспомнила об опасности, грозящей ей, повернулась резко, увидела стены тесной унылой комнатки, вспомнила все и задохнулась от жалости к себе и страха. Задерживаться здесь не было смысла, но куда бежать, Марфина не знала.

На кухоньке за столом расположилась хозяйка, рассматривавшая какой-то журнал с выкройками. И то, что она занимается такой ерундой демонстративно, не пытаясь отбросить журнал в сторону, кольнуло сердце. С другой стороны, разве можно было надеяться, что случайная знакомая и в самом деле собирается ей помочь.

– Завтракать будешь? – поинтересовалась хозяйка с таким равнодушием, словно не сомневалась в том, что гостья откажется. Нина задумалась, как будто ей задали вопрос с каким-то подвохом, а потом кивнула.

– Если только чаю.

Дина начала складывать выкройку, отложила ее в сторону и объяснила:

– В соседнем дворе макулатуру принимают, так я попросила, чтобы для меня откладывали журналы мод. За пару лет уже приличную коллекцию набрала: ладно бы «Бурда» или «Сабрина», которым и в самом деле место на помойке, но мне и они интересны. А самое главное, у меня теперь есть первый номер «Модного журнала», который двести лет назад издавал Петр Шаликов, и два номера «Журнала модного шитья» Елизаветы Сафоновой…

Хозяйка поставила на плиту чайник, открыла дверцу холодильника и продолжала делиться:

– И вот решила я узнать стоимость этих экземпляров в интернете. Зашла на специальный сайт, и мне тут же пришло сообщение с предложением. Миллион рублей предложили за три номера. Ты представляешь! Там же не только о моде писали. В журнале известные поэты публиковали свои стихи. Например, Василий Пушкин. Я, кстати, про такого и не слыхивала даже, а он оказался родным дядей Александра Сергеевича.

– Продали журналы? – поинтересовалась Марфина лишь для того, чтобы закончить ненужный ей разговор.

– Нет, конечно. Хотя миллиончик был бы как нельзя кстати. Я бы тогда свою собственную мастерскую еще в прошлом году открыла. Но тогда еще клиентуру не наработала. Зато теперь у меня есть еще несколько экземпляров журнала «Ваза» и целая подшивка журнала «Женщина» за девятьсот четырнадцатый год.

– Чтобы свое ателье открыть, нужны немалые деньги, – напомнила Марфина, – я как-то бизнес-план для открытия такого предприятия готовила. Там одна профессиональна техника безумных денег стоит.

– Ну да, – согласилась Воронина, – у меня, к примеру, машинка «Бернина», так я за нее почти две тысячи баксов отдала. И это мне такое чудо еще по дешевке отдали. Не машинка, тебе скажу, а сказка: сама все делает. А на зоне на такой рухляди приходилось вкалывать, что…

– Все, хватит! – не выдержала Нина. – Я на зону не собираюсь!

– Так и не поедешь! – уверенно произнесла Дина. – Николай Николаевич уже отзвонился с утра. Он связался со своим знакомым, который у Бережной работает, и тот обещал к нему подъехать.

– Когда подъехать?

Воронина посмотрела на запястье, где были маленькие часики.

– Так уж встречаются поди.

Засвистел чайник на плите, и вскоре обе женщины уже сели за чай. Пили молча, на столе стояла тарелка, нагруженная бутербродами с колбасой, приобретенной накануне на деньги Марфиной. Нина молчала, потому что не хотела даже думать о посторонних предметах: каких-то журналах, швейных машинках, о чужих мечтах открыть свое дело. Хорошо, конечно, что Дин Рид оказалась не такой маргинальной личностью, какой она представлялась в камере, но помочь она не может никак – ни она, ни ее приятель, ни мифическая Бережная.

– Этот Василий Львович, – произнесла вдруг Воронина, – ну тот, что дядей приходится нашему Пушкину, так себе поэт был. Вот ты послушай, – и она продекламировала:

О, боги! Я хочу, чтоб милый счастлив был:
Исполните мое моление сердечно!
Для счастия его хочу, чтоб он любил;
Для счастья моего, чтоб он любил – и вечно!

Разве можно это сравнивать даже с тем, что писал Пушкин, которого мы все знаем и любим. «Я помню чудное мгновенье…». И потом, что за мужик и кому это он пишет «Милый»? А?

Нина посмотрела в сторону, потому что все это уже начинало раздражать: у нее проблемы, а посторонняя женщина, обещавшая помощь, читает ей никому не известные и никому не нужные стихи.

– Я вообще очень люблю поэзию, – продолжила Воронина, – на зоне библиотека была, так я…